Page 30 - Мой генерал

Кешкиного дедушку.
Вот ведь какие истории бывают, поверить невозможно! Но бывают. Факт. Своими
глазами видел.
Мой-то с Кешкиным дедом на воскреснике познакомился. Если, конечно, можно так
сказать – познакомился. Иннокентий Евлампиевич кладовщиком на стройке работает, дед с
ним перекурить сел, разговорились: оказалось, оба на Первом Украинском фронте воевали.
Словно в укор мне, чуть не каждый день сидят теперь на кухне, дымом окутались: вот, мол,
ты Кешку унизить хотел, а мы, генерал и сержант, один табачок курим.
Я мимо дедов на цыпочках прохожу, учебники раскрываю, гляжу в них, да ничего не
вижу. Думаю: знает ли Иннокентий Евлампиевич про нашу с Кешкой ссору и как мне
дальше жить? Что делать?
Кешкин дед на Кешку очень похож. Костистый, широкоплечий, голова квадратом. Вот
только у старого Иннокентия борода лопатой – седая, с виду жесткая, у рта желтее –
обкуренная, да глаза похитрей, чем у Кешки. С прищуром, с улыбочкой. Иннокентий
Евлампиевич моего-то немного постарше, ему за семьдесят давно перевалило, он пенсионер,
но как только дома остается – сразу болеет. Вот и работает кладовщиком – для здоровья, как
он объясняет.
«Бу-бу-бу», – слышались голоса за стенкой. Деды замолкали, верно, думали о чем-то,
что-то вспоминали, потом смеялись – негромко, глухо, потом снова говорили, говорили,
говорили: «Бу-бу-бу». И наш уже реже пек пирожки, нерегулярно мыл пол, и мама
радовалась, как маленькая, удивляя отца, который повторял: «Я же говорил. Просто он
акклиматизировался!»
Я не радовался и не огорчался, я вообще почти не замечал, как живет дед: своих забот
хватало.
Но однажды произошло поразительное событие.
Дед повстречался с Иннокентием Евлампиевичем.
Да, да, не удивляйтесь, они встретились, хотя знакомы были уже давно и давно друг к
другу ходили. Правда, у нас они всегда сидели на кухне. И вот как-то они зашли в комнату,
где я учил уроки, и стали куда-то звонить. Мой дедушка набирал номер, а Кешкин озирался
по сторонам. Потом он увидел фотографию на стене, подошел к ней, постоял минуту и… я
вздрогнул от неожиданности.
– Хто это? – крикнул Иннокентий Евлампиевич и испуганно схватил деда за руку. –
Хто? Хто?
– Ну, Евлампиевич, – засмеялся дед, – не думал, что такой стреляный воробей, как ты,
может испугаться. Я это, что с тобой?
– Вот этот, с усиками? – не поверил старый Иннокентий и замер, разведя руками.
Я ничего не понимал. Ну, увидел карточку, а чего орать-то?
– Ой-е-ей! – замотал седой бородой Иннокентий Евлампиевич. – Ой, стар стал, никуда
не гожуся – ослеп начисто! Ой-е-ей!
Дед даже положил телефонную трубку.
– Чего запричитал-то, объясни толком!
Евлампиевич успокоился, повел глазами на деда.
– А я ведь тебя давно знаю, Петрович, – сказал он, смеясь. – Ты при форсировании
Днепра в каком чине состоял? Полковника?
– Полковника, – ответил дед. – Ну и что?
– Да то! Ты меня там как раз и отдал под арест.
Я давно уже бросил свои уроки, а тут ручку на тетрадь уронил. Посадил кляксу.
Дедушка пожал плечами.
– Гукнул я одному пленному фрицу по мордам, – говорил, захлебываясь, Кешкин дед. –
Конвоировал группу, ну и дал ему понюхать. Тут полковник как раз подвернулся с этими
усиками. Ты! Что да к чему! А я обмер. С перепугу, ясно дело. Ты мне трое суток и сунул!
Вот тебе на! Значит, мой дед Кешкиного деда под арест отдал?