Page 29 - Мой генерал

пенсионер. Сам сказал.
Класс затрещал, будто стая сорок. Меня разглядывали так, словно через лупу какую-
нибудь букашку. Я будто под пулеметными очередями стоял: со всех сторон меня насквозь
простреливали. И первой расстреливала Алька. Не знаю, какие глаза у судей бывают,
наверное, такие, как у Альки. Холодные и надменные. К горлу что-то подкатило, и я
сорвался. Заревел – почему-то басом! – бросил лопату и пошел, увязая в сугробах, домой.
Галя кричала мне вслед: «Рыбаков, сейчас же вернись!» И Егоров кричал. Но я даже не
обернулся.

Встреча

Перед сном, в темноте, дед сказал:
– Сегодня один гражданин из вашего класса мою личность выяснял. Спрашивает: «Вы
генерал?» Я подумал: раз у меня выясняет, значит, ты мной не козыряешь. Правильно. А то
ведь за чужой-то спиной нетрудно жить. Есть такие, видал не раз. Чужой славой пользуются
и глаз не жмурят. – Он зевнул, добавил сонным голосом: – Ну, я и отказался. Говорю:
«Пенсионер я!» Как полагаешь, правильно поступил?
Я сжался весь. Вот оно в чем дело. Губы у меня затряслись. Но я шепнул:
– Правильно.
Что мне еще оставалось? А самого в жар бросило. Вон как выходит! Я дедом козыряю,
чужой славой пользуюсь!
Вечером решил: будь что будет, а в школу не пойду. Утром передумал: скажут –
струсил. Не на таких напали. Но идти в школу тошно было. Плелся, еле ноги переставлял.
Вздрагивал от каждого окрика.
Когда я к нашему классу подошел, гам там стоял невообразимый. Алькин голос всех
перебивал:
– А мундир он что, на базаре купил?
И все кричали что-то неразборчивое.
Я переступил порог, все стихло. Каждый своим делом занялся: книжечки
раскладывают, тетрадки перебирают, друг с другом беседуют. И никто меня не замечает,
пацаны «по петушкам» не здороваются, отворачиваются смущенно, девчонки, которые
приветливо улыбались, мимо глядят. Один Газовый Баллон меня зрачками таранит и так это
небрежно объявляет:
– Слышь! Председатель! Я Егорова встретил. Он говорит, чтобы ты готовился.
Обсуждать тебя будем за то, что с воскресника ушел. Галя вот только вчера простыла.
Поправится, и сразу собрание.
У меня горло заледенело. В висках опять молотки застучали.
Я повернулся к Баллону, окатил его с головы до пят презрительным взглядом:
– Чего командуешь? Меня ведь еще не переизбрали, кажется?
Пухов захрюкал. Прохрюкался и ответил:
– Я тебя выдвинул, я и задвину!
Тут уж все покатились. Я сжал кулаки и опустил голову. Словно оплеуху мне дали. А я
и ответить не могу.
Слезы навернулись на глаза. «Не сметь! – командовал я себе. – Хватит позора!» А сам
думал про класс. Про этих подлых друзей. «Предатели, вот вы кто. А еще «по петушкам» со
мной здоровались!»
Я хотел вскочить на учительский стол, гаркнуть во все горло, что дед у меня генерал,
генерал, генерал! Но не смог, не захотел. Стиснул зубы и ничего не ответил на пощечину
Кирилла…
Один я теперь. Совершенно один. Алька на меня только поглядывает, с Кешкой я
поссорился, а народные массы меня предали.
Надо же! Я друзей теряю, а дедушка их находит. Иннокентия Евлампиевича нашел,