Page 7 - Мой генерал

– Антошка, правда, мы с папой похожи на бабушку и дедушку?
Я смотрел на фотографию, вглядывался в маму и отца и кивал головой.
Правда, они были похожи.

Письма из Москвы

Я часто думал о дедушке, я хотел его увидеть.
Но он все не выходил в отставку. И не приезжал в отпуск. Может быть, отпуск не брал
– как отец.
Отцу вот все некогда. Все что-то у него на стройке горит. Все без него обойтись не
могут. Только соберемся вместе в Москву поехать, чемоданы укладывать станем, папа
какой-то виноватый с работы является. Вздыхает. Хмурится. Мама на него строго
поглядывает. Молчит. Да что там, даже я понимаю, в чем дело. Опять отец не может в отпуск
поехать – какой-нибудь «важный этап работ», как он говорит.
Мама помолчит, помолчит, потом на меня посмотрит:
– Ну что, Антошка, позагораем дома?
Я надуюсь – хочется в Москву съездить. Потом подумаю. Успокоюсь. Ясное дело,
позагораем, не бросать же Великого Кочевника? Он все-таки зам, и, хотя главный инженер и
сам начальник стройки его в отпуск просто прогоняют, никуда он не уедет.
Такой уж мой отец.
Ну а дедушка?
Наверное, мой папа в своего папу пошел. Одинаковые характеры. Работают и
оторваться от своей работы никак не могут.
Я часто думал, какая же такая работа у деда? Когда война – дело ясное. Военные
воюют. Генералы командуют. Направляют войска, производят маневры, обороняются и
наступают. Но вот когда мир? Он всегда писал нам: «Работы невпроворот». А что за работа у
него – ничего не писал.
Дед присылал оптимистические письма. Только после бабушкиной смерти он не писал
месяца три. Папа и мама волновались. Слали ему телеграммы. Просили взять отпуск и
приехать. Дед молчал. Изредка отвечал телеграммами: «Все в порядке, не беспокойтесь».
Потом стал писать бодрые письма. Про то, как он ездил в воскресенье на пляж. Или про то,
что теперь по Москве молодежь ходит нестриженая, с длинными волосами, и он спросил
однажды у девушки – который час, а оказалось, у девушки усищи, как у таракана, и деду
чуть худо не сделалось.
Папа читал дедушкины письма из Москвы и говорил нам:
– Плохо ему одному. Надо, чтобы он приехал.
Мы усаживались за стол и сочиняли дедушке письмо. Описывали сибирские красоты.
Нашу реку. Тайгу. Поселок. Заманивали к себе.
Дед отвечал одинаково. Писал, что подал рапорт, но ему отказали. А когда мы обещали
сами явиться в Москву, он извинялся за негостеприимство и писал, что лучше не надо.
Приедете, отвечал он, а потом удерете, а я опять один останусь. Лучше потерплю до
отставки. А там к вам махну.
Получая дедушкины письма, папа качал головой, вздыхал, мама тоже вздыхала, и я
вздыхал – потому что все вздыхают. Я тогда про деда думал, как, например, про Чапаева из
кино. Дед был для меня как бы литературным героем. Вот у нас в классе сочинение было:
«Мой любимый герой». И я про Чапаева написал, потому что кино о нем раз десять видел.
Вот я и про дедушку тогда тоже мог бы сочинение написать. И пятерку заработать, когда
человека не знаешь, про него всегда легко писать. А дед ведь у меня – генерал. Вот
пожалуйста – можно написать, как он фашистов громил. Как метко пушки его по Берлину
стреляли – дед-то еще и артиллерист. Или как он в гражданскую на вороном коне скакал с
шашкой в руке… Хотя в гражданскую мой дед не воевал. Но разве это важно? В сочинении
все можно написать, на то оно и сочинение.