Page 37 - Не стреляйте в белых лебедей

стволы тускло светились в зеленом сумраке, и земля под ними была мокрой от соков, что
исправно гнали корни из земных глубин к уже обреченным вершинам.
— Сгубили, — тихо сказал Егор и снял кепку. — За рубли сгубили, за полтиннички.
А пока отец с сыном, потрясенные, стояли перед загубленным липняком, Харитина в
намеченной ею самой дистанции последний круг заканчивала. К финишу рвалась, к заветной
черте, за которой чудилась ей жизнь если и не легкая, то обеспеченная.
При всей горластости характеру ей было отпущено не так уж много: на мужа кричать
— это пожалуйста, а кулаком в присутственный стол треснуть — это извините. Боялась она
страхом неизъяснимым и столов этих, и людей за столами, и казенных бумаг, и казенных
стен, увешанных плакатами аж до потолка. Входила робко, толклась у порога: и требовать не
решалась и просить не умела. И, испариной от коленок до мозжечка покрываясь, талдычила:
— Мне бы место какое. Зарплата чтоб. А то семья.
— Профессией какой владеете?
— Какая у меня профессия? За скотом ходила.
— Скота у нас нет.
— Ну, мужики-то есть? За ними уход могу. Помыть, постирать.
— Ну, да у вас, Полушкина, редчайшая профессия! Паспорт с собой? — В документ
глядели, хмурились. — Дочка у вас ясельная.
— Олька.
— Яслей-то у нас нет. Ясли — в ведении Петра Петровича. К нему ступайте: как
решит.
Шла к Петру Петровичу: на второй круг. От Петра Петровича — к Ивану Ивановичу на
третий. А оттуда…:
— Ну, вот что: как начальник скажет. Я в принципе не возражаю, но детей много, а
ясли одни.
Этот круг был последним, финишным: к черте подводил. И за той чертой — либо
твердая зарплата два раза в месяц, либо конец всем мечтам. Конца этого Харитина очень
пугалась и потому с утра готовилась к свиданию с последним начальником со всей женской
продуманностью. Платье новое по коленки окоротила, нагладилась, причесалась как сумела.
И еще сумочку с собой прихватила, сестрицы подарок, Марьицы, к именинам. А Ольгу
учительнице Нонне Юрьевне подкинула: пусть тренируется. Своих пора заводить, чего там.
Выгулялась.
Ни жива ни мертва Харитина дверь заветную тронула: будто к царю Берендею шла или
к Кощею Бессмертному. А за дверью вместо Кощея с Берендеем-дева с волосами
распущенными. И коготки по машинке бегают.
— Мне к начальнику. Полушкина я.
— Идемте.
Умилилась Харитина: до чего вежливо. Не «обождите», не «проходите», а «идемте». И
сама в кабинет проводила.
Начальник-пожилой уже, в черных очках-за столом сидел, как положено. Перед собой
смотрел, но строго ли-не поймешь: в очках ведь, как в печных заслонках.
— Товарищ Полушкина, — сказала дева. — По вопросу трудоустройства.
И вышла, облаком сладким Харитину обдав. А начальник сказал:
— Здравствуйте, товарищ Полушкина. Присаживайтесь.
И руку поперек стола простер. Не ей — она с краю стояла,-а точнехонько поперек, и
Харитине шаг в сторону пришлось сделать, чтобы руку эту пожать.
— Значит, никакой специальности у вас нет?
— Я по хозяйству больше.
К тому, что в каждом новом месте, у каждого нового начальника ее об одном и том же
спрашивали, Харитина быстро привыкла. И частила сейчас:
— По хозяйству больше. Ну, в колхозе пособляла ко нечно. А так -дети ведь. Двое.
Олька — младшенькая: не оставишь. А тут кабанчика зарезать пришлось…