Page 43 - Не стреляйте в белых лебедей
P. 43

Вот с таких-то разговоров да шепотков Нонне Юрьевне и житье-то пошло не в житие, а
               в вытье. Никогда она для  себя  ничего добиваться не решалась и не пыталась, а тут вдруг
               понесло ее по всем начальникам. И откуда терпение взялось да настойивость: не сдавалась.
               Все инстанции прошла, что положено, и добилась.
                     — Выделим вам отдельную комнату. Только, к сожалению, в аварийном фонде.
                     — В каком угодно!
                     Душа продрогшая о крыше не думает: ей стены нужны. Ей от глаз-сосулек укрыться
               нужно, и если при этом сверху капает — пусть себе капает. Главное, стены есть. Есть, где
               отплакаться.
                     Отплакалась Нонна Юрьевна с огромным удовольствием и большим облегчением: даже
               улыбаться начала. А как слезки высохли, так и сверху полило: дождь начался и без всяких
               препон комнаты ее собственной достиг. Все тазы и все кастрюли переполнил и породил в
               почти безмятежной голове Нонны Юрьевны мысли вполне практического направления.
                     Однако направление это, как выяснилось, в тупик вело:
                     — На ремонт все лимиты исчерпаны.
                     — Но у меня протекает потолок. Просто как душ, знаете.
                     Улыбнулись покровительственно:
                     — То  не  потолок  протекает,  то  крыша.  Потолок  течь  не  может,  он  для  другого
               приспособлен. А крыша, она, конечно, может. Все правильно, в будущем году ставим вас на
               очередь.
                     — Но послушайте, пожалуйста, там же совершенно невозможно жить. Там с потолка
               ручьем течет вода и…
                     — А мы вас насчет аварийного состояния предупреждали, у нас и документик имеется
               на этот счет. Так что сами вы во всем виноваты.
                     Вот  так  и  перестал  человек  улыбаться:  не  до  улыбок  тут,  когда  в  комнате  —
               собственной, выстраданной, вымечтанной и выплаканной! —  в комнате этой опята растут.
               Хоть соли их и грузи бочками в прекрасный город Ленинград. Маме.
                     Но повезло. Правда, втайне Нонна Юрьевна считала себя счастливой и поэтому даже не
               удивилась везению. Просто встретился ей у этого лишенного лимитов тупика некий очень
               приветливый гражданин. Лысый и великодушный, как древний римлянин.
                     — Эка невидаль, что текет. Покроем!
                     И покрыл. Так покрыл, что хоть святых выноси. Но и к этому способу общения Нонна
               Юрьевна как-то уже притерпелась. И даже научилась не краснеть.
                     — У меня бригада — ух, работает за двух, жрет за трех, а пьет, сколь поднесут. Так что
               готовь бутылку для заключения трудового соглашения.
                     Спиралью  от  древнего  римлянина  несло  —  комары  замертво  падали.  Оно,  конечно,
               правильно:  человечество по спирали развивается, но эта, конкретная, такой пахучей была,
               что Нонна Юрьевна на всякий случай переспросила:
                     — Какую бутылку, говорите?
                     — Натуральную-минеральную, раскудри ее в колдобину и распудри в порошок!..
                     Пока Нонна Юрьевна за натуральной бегала, гражданин древний римлянин на носках к
               пустырю припустил:
                     — Есть  шабашка,  мужики,  раскудрить  вашу,  распудрить.  Дуру  какую-то  бог  нанес:
               хата у нее текет. Дык мы ее пол-литрами покроем, родимую. По-фронтовому, в три наката.
               Чтоб и не капала, зараза, на хорошего человека!..
                     День тот в смысле просветления душ с утра не задался, и мужики были злыми. Пока
               Черенок насчет шабашки колбасился, землю на пустыре для какого-то туманного назначения
               перелопачивали и цапались:
                     — Ты стенку-то оглаживай. Оглаживай, говорят тебе!
                     — А чего ее оглаживать? Не баба.
                     — А того, что осыплется, вот чего!
                     — Ну,  и  хрен  с  ней,  с  осыпленной.  Ты  бы,  Егор,  заместо  указаний  в  смыслах
   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47   48