Page 56 - Не стреляйте в белых лебедей
P. 56

тюбика: ровнехонько зубки почистить.
                     — Скучно здесь, наверно?
                     — Нет, что вы. Работы много.
                     — Сейчас же каникулы.
                     — Я с отстающими занимаюсь: знаете, пишут плохо, с ошибками.
                     — В Ленинград не собираетесь?
                     — Может быть, еще съезжу. Маму навестить И опять  —  полста шагов молча.  Будто
               зажженные свечи перед собой несли.
                     — Вы сами эту глухомань выбрали?
                     — Н-нет. Назначили.
                     — Но ведь, наверно, могли бы и в другое место назначить?
                     — Дети — везде дети.
                     — Интересно, а кем вы мечтали стать? Неужели учительницей?
                     — У меня мама -учительница.
                     — Значит, фамильная профессия?
                     Разговор становился высокопарным, и Нонна Юрьевна предпочла не отвечать. Юрий
               Петрович почувствовал это, в душе назвал себя индюком, но молчать ему уже не хотелось.
               Правда, он не очень-то умел болтать с малознакомыми девушками, но идти молчком было
               бы совсем глупо.
                     — Литературу преподаете?
                     — Да. А еще веду младшие классы: учителей не хватает.
                     — Читают ваши питомцы?
                     — Не все. Коля, например, много читает.
                     — Коля — серьезный парнишка.
                     — Им трудно живется.
                     — Большая семья?
                     — Нормальная.  Отец  у  него  странный  немного.  Нигде  ужиться  не  может,  мучается,
               страдает. Плотник хороший и человек хороший, а с работой ничего у него не получается.
                     — Что же так?
                     — Когда  человек  непонятен,  то  проще  всего  объявить  его  чудаком.  Вот  и  Егора
               Савельевича  бедоносцем  прямо  в  глаза  зовут,  ну,  а  Коля  очень  больно  переживает  это.
               Простите.
                     Нонна Юрьевна остановилась. Опершись о забор, долго и старательно вытряхивала из
               туфель песок. Песку-то, правда, немного совсем набилось, но мысль, которая пришла ей в
               голову, требовала смелости, и вот ее-то и копила в себе Нонна Юрьевна. И фразы сочиняла,
               как бы изложить эту мысль половчее.
                     — Вы одни на Черное озеро собираетесь? — Сказала и испугалась: подумает еще, что
               навязывается. И добавила совсем уж невпопад: — Страшно одному. И скучно. И…
                     И замолчала, потому что объяснения завели ее совсем не в ту сторону. И с отчаяния
               брякнула без всякой дипломатии:
                     — Возьмите Полушкина в помощь. Его отпустят: он разнорабочим тут числится.
                     — Знаете, я и сам об этом думал.
                     — Правда? — Нонна Юрьевна улыбнулась с явным облегчением.
                     — Честное  слово. —  Юрий  Петрович  тоже  улыбнулся.  И  тоже  почему-то  с
               облегчением на душе.
                     А на самом-то деле до ее неловких намеков ни о каком Егоре Полушкине лесничий и не
               помышлял.  Он  много  и  часто  бродил  по  лесам  один,  ценил  одиночество,  и  никакие
               помощники  ему  были  не  нужны.  По  захотелось  вдруг  сделать  что-то  приятное  этой
               застенчивой  и  нескладной  маминой  дочке,  безропотно  и  честно  исполнявшей  свой  долг  в
               далеком поселке. И, увидев, как вспыхнуло ее лицо, добавил:
                     — И парнишку с собой захватим, если захочет.
                     — Спасибо, — сказала Нонна Юрьевна. — Знаете, мне иногда кажется, что Коля станет
   51   52   53   54   55   56   57   58   59   60   61