Page 41 - СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ
P. 41

«Сейчас прямо в Севастополь, в этот ад – ужасно! Однако все равно, когда-нибудь надо
               же было. Теперь, по крайней мере, с братом…»
                     Дело в том, что только теперь, при мысли, что, севши в тележку, он, не вылезая из нее,
               будет  в  Севастополе  и  что  никакая  случайность  уже  не  может  задержать  его,  ему  ясно
               представилась  опасность,  которой  он  искал, –  и  он  смутился,  испугался  одной  мысли  о
               близости ее. Кое-как успокоив себя, он вошел в комнату; но прошло 1/4 часа, а он все не
               выходил  к  брату,  так  что  старший  отворил  наконец  дверь,  чтоб  вызвать  его.  Меньшой
               Козельцов,  в  положении  провинившегося  школьника,  говорил  о  чем-то  с  офицером  из  П.
               Когда брат отворил дверь, он совершенно растерялся.
                     – Сейчас,  сейчас  я  выйду  –  заговорил  он,  махая  рукой  брату. –  Подожди  меня,
               пожалуйста, там.
                     Через минуту он вышел действительно и с глубоким вздохом подошел к брату.
                     – Можешь себе представить, я не могу с тобой ехать, брат, – сказал он.
                     – Как? Что за вздор!
                     – Я тебе всю правду скажу, Миша! У  нас  уж ни  у кого денег нет, и мы все должны
               этому штабс-капитану, который из П. едет. Ужасно стыдно!
                     Старший брат нахмурился и долго не прерывал молчанья.
                     – Много ты должен? – спросил он, исподлобья взглядывая на брата.
                     – Много…  нет,  не  очень  много;  но  совестно  ужасно:  он  на  трех  станциях  за  меня
               платил,  и  сахар  все  его  шел…  так  что  я  не  знаю…  да  и  в  преферанс  мы  играли…  я  ему
               немножко остался должен.
                     – Это  скверно,  Володя!  Ну  что  бы  ты  сделал,  ежели  бы  меня  не  встретил? –  сказал
               строго, не глядя на брата, старший.
                     – Да я думал, братец, что получу эти подъемные в Севастополе, так отдам. Ведь можно
               так сделать; да и лучше уж завтра я с ним приеду.
                     Старший  брат  достал  кошелек  и  с  некоторым  дрожанием  пальцев  достал  оттуда  две
               10-рублевые и одну 3-рублевую бумажку.
                     – Вот мои деньги, – сказал он. – Сколько ты должен?
                     Сказав, что это были все его деньги, Козельцов говорил не совсем правду: у него было
               еще 4 золотых, зашитых на всякий случай в обшлаге, но которые он дал себе слово ни за что
               не трогать.
                     Оказалось, что Козельцов 2-й, с преферансом и сахаром, был должен только 8 рублей
               офицеру из П. Старший брат дал их ему, заметив только, что этак нельзя, когда денег нет,
               еще в преферанс играть.
                     – На что ж ты играл?
                     Младший  брат  не  отвечал  ни  слова.  Вопрос  брата  показался  ему  сомнением  в  его
               честности. Досада на самого себя, стыд в поступке, который мог подавать такие подозрения,
               и  оскорбление  от  брата,  которого  он  так  любил,  произвели  в  его  впечатлительной  натуре
               такое сильное, болезненное чувство, что он ничего не отвечал, чувствуя, что не в состоянии
               будет удержаться от слезливых звуков, которые подступали ему к горлу. Он взял не глядя
               деньги и пошел к товарищам.

                                                               8

                     Николаев,  подкрепивший  себя  в  Дуванкой  2-мя  крышками  водки,  купленными  у
               солдата,  продававшего  ее  на  мосту,  подергивал  вожжами,  повозочка  подпрыгивала  по
               каменной,  кое-где  тенистой  дороге,  ведущей  вдоль  Бельбека  к  Севастополю,  а  братья,
               поталкиваясь нога об ногу, хотя всякую минуту думали друг о друге, упорно молчали.
                     «Зачем  он  меня  оскорбил, –  думал  меньшой, –  разве  он  не  мог не говорить про  это?
               Точно как будто он думал, что я вор; да и теперь, кажется, сердится, так что мы уже навсегда
               расстроились. А как бы славно нам было вдвоем в Севастополе! Два брата, дружные между
               собой, оба сражаются со врагом: один старый уже, хотя не очень образованный, но храбрый
   36   37   38   39   40   41   42   43   44   45   46