Page 6 - Детство. Отрочество. После бала

Я близко стоял от стола и взглянул на надпись. Было написано: «Карлу Ивановичу
Мауеру».
Должно быть, заметив, что я прочел то, чего мне знать не нужно, папа положил мне
руку на плечо и легким движением показал направление прочь от стола. Я не понял, ласка ли
это или замечание, на всякий же случай поцеловал большую жилистую руку, которая лежала
на моем плече.
– Слушаю-с, – сказал Яков. – А какое приказание будет насчет хабаровских денег?
Хабаровка была деревня maman.
– Оставить в конторе и отнюдь никуда не употреблять без моего приказания.
Яков помолчал несколько секунд; потом вдруг пальцы его завертелись с усиленной
быстротой, и он, переменив выражение послушного тупоумия, с которым слушал господские
приказания, на свойственное ему выражение плутоватой сметливости, подвинул к себе счеты
и начал говорить:
– Позвольте вам доложить, Петр Александрыч, что как вам будет угодно, а в Совет к
сроку заплатить нельзя. Вы изволите говорить, – продолжал он с расстановкой, – что должны
получиться деньги с залогов, с мельницы и с сена… (Высчитывая эти статьи, он кинул их на
кости.) Так я боюсь, как бы нам не ошибиться в расчетах, – прибавил он, помолчав немного и
глубокомысленно взглянув на папа.
– Отчего?
– А вот изволите видеть: насчет мельницы, так мельник уже два раза приходил ко мне
отсрочки просить и Христом Богом божился, что денег у него нет… да он и теперь здесь: так
не угодно ли вам будет самим с ним поговорить?
– Что же он говорит? – спросил папа, делая головою знак, что не хочет говорить с
мельником.
– Да известно что, говорит, что помолу совсем не было, что какие деньжонки были, так
все в плотину посадил. Что ж, коли нам его снять, судырь, так опять-таки найдем ли тут
расчет? Насчет залогов изволили говорить, так я уже, кажется, вам докладывал, что наши
денежки там сели и скоро их получить не придется. Я намедни посылал в город к Ивану
Афанасьичу воз муки и записку об этом деле: так они опять-таки отвечают, что и рад бы
стараться для Петра Александрыча, но дело не в моих руках, а что, как по всему видно, так
вряд ли и через два месяца получится ваша квитанция. Насчет сена изволили говорить,
положим, что и продастся на три тысячи…
Он кинул на счеты три тысячи и с минуту молчал, посматривая то на счеты, то в глаза
папа, с таким выражением: «Вы сами видите, как это мало! Да и на сене опять-таки
проторгуем, коли его теперь продавать, вы сами изволите знать…»
Видно было, что у него еще большой запас доводов; должно быть, поэтому папа
перебил его.
– Я распоряжений своих не переменю, – сказал он, – но если в получении этих денег
действительно будет задержка, то, нечего делать, возьмешь из хабаровских, сколько нужно
будет.
– Слушаю-с.
По выражению лица и пальцев Якова заметно было, что последнее приказание
доставило ему большое удовольствие.
Яков был крепостной, весьма усердный и преданный человек; он, как и все хорошие
приказчики, был до крайности скуп за своего господина и имел о выгодах господских самые
странные понятия. Он вечно заботился о приращении собственности своего господина на
счет собственности госпожи, стараясь доказывать, что необходимо употреблять все доходы с
ее имений на Петровское (село, в котором мы жили). В настоящую минуту он торжествовал,
потому что совершенно успел в этом.
Поздоровавшись, папа сказал, что будет нам в деревне баклуши бить, что мы перестали
быть маленькими и что пора нам серьезно учиться.
– Вы уже знаете, я думаю, что я нынче в ночь еду в Москву и беру вас с собою, – сказал