Page 125 - Ночевала тучка золотая
P. 125

— Здравствуй, Сашка! Тебе тут хорошо? А Сашка ответит:
                     — Ну, конечно. Мне тут хорошо.
                     — А я с Алхузуром подружился, — скажет Колька. — Он тоже нам с тобой брат!
                     — Я думаю, что все люди братья, — скажет Сашка, и они поплывут, поплывут далеко-
               далеко, туда, где горы сходят в море и люди никогда не слышали о войне, где брат убивает
               брата.
                     Пришел Колька в себя не скоро, он не знал, сколько времени миновало с тех пор, как
               его убивали.
                     А может, его уже убили?
                     Рядом  с  Колькой  сидел  Алхузур  и  по-прежнему  плакал.  Но  горца  нигде  не  было,  и
               стояла в сумерках тишина.
                     Колька удивился, что Алхузур еще плачет, и спросил:
                     — Он тебя обидел?
                     Алхузур  услышал  голос  и  заплакал  еще  сильней.  Он  вытирал  слезы  рукой  и  полой
               ватника,  из  дырок  которого  торчала  горелая  вата.  От  ватника  пахло  пожаром.  Алхузур
               выдергивал вату и пускал ее по ветру.
                     И Колька опять спросил:
                     — Чего ревешь? И зачем дергаешь вату?
                     Тот вытер рукавом лицо и посмотрел на Кольку.
                     — Я думыт, что ты умырат.
                     — Вот еще придумал!
                     — Ты  глыза  закрыват,  и  так  вот:  хыр-хыр…  —  Алхузур  изобразил  хрип. —  А  я
               становится плох… Одын брат нэ брат…
                     Колька сказал:
                     — Если он не стрелял, то я живой. Он ушел? Алхузур показал на горы.
                     — Он там… Он свой зымла стырыжыт… Он ее сы-жалт… Он ее лубыт…
                     — А  если  бы  он  застрелил  меня? —  спросил  Колька.  И  ему  вдруг  стало  холодно.
               Тоскливо-тоскливо стало. Даже присутствие Алхузура не помешало этому чувству.
                     Он понял,  что его и правда хотели  убить. И сейчас он валялся бы тут с выпавшими
               кишками, и вороны расклевали бы ему глаза, как Сашке. Алхузур посмотрел на Кольку.
                     — Я плакыт, — сказал он и правда заплакал. И тогда Кольке стало легче, совсем легко.
               И  он  стал  утешать  названого  брата  и  стал  объяснять,  что  им  надо  породниться  по-
               настоящему. То есть разрезать руку и смешать кровь.
                     Они нашли стекляшку, и сперва Колька, а потом Алхузур надрезали на левой руке кожу
               и потерлись ранками.
                     — Вот, — сказал Колька. — Теперь мы совсем родные. А отсюда  нам надо  уходить.
               Чечены меня все равно застрелят.
                     Алхузур молчал.
                     — Давай спустимся обратно, — предложил Колька. — Там внизу теплей.
                     — Там быэц стрылат, — с боязнью произнес Алхузур.
                     — А здесь чечен стреляет… — воскликнул Колька.
                     — Выздэ плох! — Вздохнул Алхузур. — А зычем они стрылат? Ты пынымаш?
                     — Нет, — сказал Колька. — Я думаю, что никто не понимает.
                     — Но оны же больше… Оны же умыны… Тэк? Колька ничего не ответил. Наступил
               вечер. Они смотрели на горы, сверкающие в высоте, и не знали, каким дальше жить.

                                                              31

                     Их поймали на склоне, близ долины, где они, обнявшись, спали в кустах. Набрел на них
               солдатик, свернувший с дороги по нужде.
                     Когда  их  стали  разнимать,  оба  они  закричали.  Алхузур  стал  кусаться,  а  Колька
               извивался изо всех сил и что-то вопил нечленораздельное.
   120   121   122   123   124   125   126   127   128   129   130