Page 126 - Ночевала тучка золотая
P. 126

Солдаты из обоза их скрутили, а потом развязали и дали поесть.
                     Ели они из миски руками и ни на кого не глядели. Они смотрели только друг на друга и
               переговаривались жестами да мычанием. Ни на какие вопросы ответить они не смогли.
                     Приехавшая женщина-врач констатировала, что оба мальчика в состоянии дистрофии и
               невозможно сейчас сказать, будут ли они вообще жить. Кроме истощения, заметны у обоих
               нарушения психики.
                     Дети разлучать себя не позволили и поднимали невероятный крик, если одного из них
               уводили на медосмотр.
                     А через месяц и десять дней из детской клиники номер шестнадцать города Грозного
               ребят перевели в детприемник, где держали выловленных и собранных беспризорных перед
               тем, как отправить их в разные колонии и детдома.
                     Я запомнил этот дом, размещавшийся на тихой окраинной улочке в деревянном здании
               бывшей школы.
                     Здесь никого не учили, но в комнатах стояли парты, и за неимением столов за этими
               партами  нас  и  кормили,  давали  привычную  затируху:  мука  с  водой  да  лук,  да  в  редкие
               удачливые деньки — мерзлую черную картофелинку… Утром два финика к чаю или десять
               изюминок, вечером кусок протухшей селедки и снова чай. Иногда каша — в праздники и на
               воскресенье.
                     В нашей спальне жили дети разных национальностей. Веселый, прыщавый, нескладно
               длинный  татарин  Муса.  Он  любил  всех  разыгрывать,  но,  когда  ярился,  мог  и  зарезать,
               становился белым и скрипел зубами. Муса помнил свой Крым, мазанку в отдалении от моря,
               на склоне горы, и мать с отцом, которые трудились на винограднике.
                     Балбек был ногаец. Где находится его родина, Ногайя, никто из нас, да и сам Балбек, не
               знал. Был он низкоросл, скуласт, справедлив. Как-то пытались они разговаривать с Мусой,
               каждый на своем языке, и даже что-то у них получилось. Оба умели играть в кости. Балбек
               учил нас ругаться по-ногайски…
                     Лида Гросс, попавшая в мальчиковую спальню потому, что она одна была девочка, а
               жить одной в холодной спальне невозможно, просила нас называть ее по-русски: Гроссова.
               Она знала наизусть все лекарства, была очень аккуратной девочкой и всем убирала постели,
               Она  и  пол  подметала.  О  своем  прошлом  помнила  лишь,  что  жила  у  большой  реки,  но
               однажды  ночью  пришли  люди  и  велели  им  уезжать.  Мать  плакала  от  страха.  А  потом  в
               поезде маме стало плохо, и ее вынесли, Лида тоже вышла; ее подобрали, умирающую, где-то
               в чужом городке, на вокзале…
                     Еще жили в нашей комнате два брата, Кузьмины, мы их звали Кузьменыши. И хотя не
               были  они  похожи,  уж  куда  разней:  один  светлый  курносый,  русачок,  а  другой  черный,
               стриженый и черноглазый, он и по-русски едва говорил… Но Кузьменыши твердили, хоть их
               никто о том не спрашивал, что они кровные братья!
                     В соседней с нами комнате жили армяне, казахи, евреи, молдаване и два болгарина. А
               через комнату жили слепые.
                     Слепые дети жили здесь давно, это можно было понять по тому, что они сами находили
               дорогу в столовую и спальню, знали свои места за столом и даже могли гулять по улице,
               вдоль забора.
                     С одним из слепых мы успели познакомиться, его звали Антоша. Был он мал, лицо его
               было усеяно черными крапинками, будто дробью. Антон рассказал, что он нашел гранату и
               пытался ее разобрать. При этом он показал свои руки, где не было трех пальцев на левой
               руке и двух на правой.
                     Антон  принес  книгу,  странную  книгу  с  пупырышками  и,  водя  пальцем,  прочитал
               несколько строк.
                     — Вырасту, заведу попугая и буду на рынке билетики продавать, — говорил Антон. —
               У нас многие гадают на рынке. Столько заколачивают, ахнешь.
                     Кузьменыши спали вместе, на одной кровати, был декабрь, бесснежный, но ветреный, в
               спальне стояла холодина.
   121   122   123   124   125   126   127   128   129   130   131