Page 70 - Ночевала тучка золотая

друга! Господи, по двое, в обнимку, такие миленькие, славненькие… Прямо ангелочки!
Ангелочки же тащили и тащили. У них под одеждой не крылышки прорезались, а
крышки от консервных банок!
Под конец придумали в корзинку загружать. Эти корзины время от времени, чтобы
освободить цех, вытаскивали наружу. И мешки из-под сахара, и битую тару.
Сашка увидел, ахнул: что значит коллективный ум! Он-то сам до корзины не допер, а
шакалы доперли. Они все сволакивали теперь на задний двор, целые склады там
образовались.
Галоша работала в несколько смен. Шакалы стали звать ее Волшебной калошей, кто-то
сказку такую читал.
Но никакая сказочная калоша не могла сравниться с этой, реальной Волшебной
калошей: эта давала не какое-то фантасмагорическое счастье, а вполне реальное,
переведенное в энное количество сладких джемовых банок с золотыми крышечками!
Сперва братья переживали за свою Глашу, особенно волновался Колька, не утопили
бы, не потеряли, не порвали…
Но однажды Сашка сказал; — Берите насовсем! Пользуйтесь!
Колька услыхал, едва не бросился отнимать. Даже слезы покатились. Так вот, задарма,
ничего не потребовав взамен, отдать их золотую, родненькую, славную Глашу?! Лучше,
наверное, банки из заначки отдать! Они столько не стоят, сколько их замечательная Глаша!
Колька так рассвирепел, что крикнул:
— Сбрендил, да? — и повертел пальцем у виска. Показывая, насколько у Сашки
перевернулись мозги и насколько он сбрендил.
А Сашка спросил невинно:
— Заметно?
Колька присмотрелся, вытер дурацкие слезы. Нет, не было заметно, что Сашка
сбрендил. Он и улыбался, как бывший Сашка, и глаза у него были все те же. Только вот с
башкой что-то случилось — стала она варить наперекосяк, может, он джему переел! Колька
не случайно в него пихал в последнее время… Может, у него мозги от сладостей слиплись?
— Но ведь Глаша-то наша! Наша! — закричал ему Колька с отчаянием. — Как мы без
нее жить-то будем?
— Потише… — сказал Сашка, и оба брата оглянулись.
Но никто не слышал их спора. Находились они на заднем дворе, где были полными
хозяевами.
Журчал вонючий ручей, бурьян мирно прорастал сквозь старые ящики, лежащие тут с
невероятно давних времен, может, даже с довойны.
Сашка надул щеки и громко выдохнул:
— Будем жить, как жили. Без Глаши. Хватит.
— Хватит? — поразился Колька. — Да мы… Мы только начали!
— И закончили, — спокойно сказал Сашка. — Теперь надо замереть.
И так уверенно он сказал, что Колька проглотил очередную фразу, которую готовился
ему выдать со зла.
Колька всегда верил в изворотливый ум своего брата. Всегда. Первый раз, пожалуй,
усомнился. А Сашка посмотрел на Кольку и все прочел, что тот не сказал.
— Пойми, они же забурились! — Это про шакалов. — Ты видишь, как они шуруют?
Они рвут на ходу подметки, про будущее и не думают! Вот сука буду, если они не пойдут
вместе с нашей Глашей ко дну… — И добавил: — Себеневе…
СБНВ расшифровывалось так: сука буду на все века! И большим пальцем, ногтем, под
зуб и под горло. То есть зуб на отрыв даю и горло подставляю… Такая была клятва. Для
посторонних же, для взрослых скрытый смысл клятвы якобы раскрывался так: советский
боевой нарком Ворошилов… «Ворошиловым» клясться не запрещали А «сукой» запрещали.
Сашка «сукой» не часто клялся. Тут уж можно было ему поверить.
Но Колька спросил: