Page 71 - Ночевала тучка золотая

— Может… Им сказать?
— Что ты им скажешь?
— Ну что… Что это, хватит. Что зашухарятся ведь, большой бенц будет, и все мы…
— Все они, — поправил Сашка.
— …И все они… это… завалятся.
— Ну, скажи, — спокойно произнес Сашка. — Они тебе сейчас же поверят… Только
почему ты сам не поверил, а? Ты же сейчас рассуждал не лучше самого оголтелого хитника
из этих… из шакалов!
Колька вздохнул. Трудно было и правда отказаться от богатства, дармового, которое
текло прямо в руки… По ручью, разумеется, текло.
Да кто же из колонистов откажется — в преддверии той голодной зимы, которая, они
по опыту знали, у них у всех впереди? Завод-то на месяц, на два: для откорма! А потом?
Зубы на полку?
Но Сашка твердо стоял на своем. Шакалы оголтели, и нет у них главного, что отличает
приличного вора от шакала… Нет меры, нет совести. В краже совесть тоже нужна. Себе взял,
оставь другим. Умей вовремя остановиться, когда изымаешь свою долю из чужого добра.
Если от многого берут немножко, это не кража, а просто дележка! Так сказал великий
писатель, какой именно, Сашка забыл. Неважно: писательский опыт он усвоил.
Шакалы же несли не стесняясь! Уже в машине у кого-то выскочила банка из-под
одежды. Из-под забора тащили чуть ли не у всех на глазах. Однажды прямо в ящике,
который перекинул через забор замечательный грузчик-еврей.
Шоферица Вера улыбалась да пошучивала, заламывая козырек фуражки:
— Ну, пиратики! Ну, разбойнички! Как поработали? Ох, чувствую, моя машинка
тяжело пойдет!
Вера видела все. Но никогда никому не доложила. Не продала, словом.
Недели, наверное, две прошло с тех пор, как Сашка себя и Кольку отставил от банок.
Ходили смирненькие, тихонькие, сами не тырили, но другим не мешали. Все
произошло однажды, когда двое колонистов стали протаскивать корзину с мешками якобы
во двор.
Глазастая тетка Зина остановила их:
— Чево все с мешками носитесь! Оставьте, я сама потом… Работать надо!
— Мы — помогаем! — с трудом провернули языком колонисты. Корзина была тяжела,
очень тяжела: перегрузили от жадности, банок пятнадцать засунули, что ли! А теперь стояли,
покраснев от натуги, и не знали, что дальше делать…
— Без помощи! — сказала тетка Зина. — Сама вынесу!
Колонисты тупо молчали, выдохлись уже. Да и корзина тянула вниз, аж потрескивала
от напряжения. Потом дно с грохотом отскочило и, позванивая, полетели по бетонному полу
банки, зайчики от золотых крышек брызнули во все стороны.
Банок было много. Они катились по неровному полу, а одна, словно по заказу, попала
прямо под ноги главному технологу, который проходил мимо. Старик-технолог нагнулся,
поднял банку, поправил очки в металлической оправе и посмотрел на этикетку.
— Джем сливовый, ГОСТ 36-72 РРУ РСФСР, — прочитал он и оглянулся: весь цех,
прекратив работу, смотрел на него. А самая последняя из баночек еще продолжала катиться
по цеху, будто удирала, как удирал бы колонист после такого шухера.
— Это же воровство? — спросил технолог и посмотрел вслед той катившейся
баночке. — Это же настоящее воровство?
Вот тут двое шакалов, бросив корзину, и дунули. Через железные цеховые двери, да по
двору, да через проходную… Их никто не пытался ловить. Да и чего двух-то ловить;
попались двое, а остальные не послались, только и всего.
Колонистов от работы на заводе отставили.

19