Page 36 - В списках не значился

— Минуточку. И оденьтесь: в трусах воевать не очень удобно.
— Есть.
Боец бегом кинулся выполнять приказания: сил у него хватало. А замполитрук сказал
Плужникову:
— Воду берегите. И прикажите всем надеть каски: немецкие, наши — какие найдут.
— Хорошо, Это правильно: осколки.
— Кирпичи страшней, — улыбнулся замполитрук. — Ну, счастливо, товарищ
лейтенант. Раненых мы заберем.
Замполитрук пожал руку и ушел, а Плужников тут же сел на пол, потому что в голове
опять все поплыло: и костел, и замполитрук с изрезанной ножом спиной, и убитые на полу.
Он качнулся, закрыл глаза, мягко повалился на бок и вдруг ясно-ясно увидел широкое лицо,
оскал изломанных зубов и кровавые слюни, капающие из раздробленной челюсти.
— Черт возьми!
Огромным усилием он заставил себя сесть и вновь открыть глаза. Все по-прежнему
дрожало и плыло, но в этой неверной зыби он все-таки выделил знакомого бойца: тот шел к
нему, брякая фляжками.
«А все-таки я — смелый, — подумал вдруг Плужников. — Я ходил в настоящую атаку
и, кажется, кого-то убил. Есть что рассказать Вале…»
— Вроде две с водой. — Боец протянул фляжку. Плужников пил долго и медленно,
смакуя каждый глоток. Он помнил о совете политрука беречь воду, но оторваться от фляжки
не смог и отдал ее, когда осталось на донышке.
— Вы два раза мне жизнь спасли. Как ваша фамилия?
— Сальников я. — Молоденький боец засмущался. — Сальников Петр. У нас вся
деревня — Сальниковы.
— Я доложу о вас командованию, товарищ Сальников.
Сальников был уже одет в гимнастерку с чужого плеча, широченные галифе и короткие
немецкие сапоги. Все это было ему велико, висело мешком, но он не унывал:
— Не в складе ведь.
— С погибших? — брезгливо спросил Плужников.
— Они не обидятся!
Голова почти перестала кружиться: осталась только тошнота и противная слабость.
Плужников поднялся, с горечью обнаружил, что гимнастерка его залита кровью, а воротник
разорван. Он кое-как оправил ее, подтянул портупею и, повесив на грудь трофейный
автомат, пошел к дверному пролому.
Здесь толпились бойцы, обсуждая подробности боя. Хмурый приписник и
круглоголовый остряк были легко ранены, сержант в порыжевшей от засохшей крови рубахе
сидел на обломках и курил, усмехаясь, но не поддерживая разговора.
— Досталось вам, товарищ лейтенант?
— На то и бой, — строго сказал Плужников.
— Бой — для победы, — усмехнулся сержант. — А досталось тем, кто без цели бежал.
Я в финской участвовал и знаю, что говорю. В рукопашной нельзя кого ни попадя, кто под
руку подвернулся. Тут, когда еще на сближение идешь, надо цель выбрать. Того, с кем
сцепишься. Ну, по силам, конечно. Приглядел и рвись прямо к нему, не отвлекайся. Тогда и
шишек будет поменьше.
— Пустые разговоры, — сердито сказал Плужников: сержант сейчас очень напомнил
ему училищного старшину и этим не понравился. — Надо оружие собрать…
— Собрано уже, — опять усмехнулся сержант. — Долго отдыхали…
— Воздух! — крикнул круглоголовый боец. — Штук двадцать бомбовозов!
— Ховайтесь, хлопцы, — сказал сержант, старательно притушив окурок. — Сейчас
дадут нам жизни.
— Наблюдателю остаться! — крикнул Плужников, приглядываясь, куда бы
спрятаться. — Они могут снова…