Page 21 - Завтра была война...
P. 21

А вообще-то директор преподавал географию, но своеобразно, как и все, что делал. Он
               не любил установок, а тем паче  —  указаний и учил не столько по программе, сколько по
               совести большевика и бывшего конармейца.
                     — Что  ты  мне  все  по  Гангу  указкой  лазаешь?  Плавать  придется,  как-нибудь
               разберешься в притоках, а не придется, так и не надо. Ты нам, голуба, лучше расскажи, как
               там народ бедствует, как английский империализм измывается над трудящимся людом. Вот
               о чем надо помнить всю жизнь!
                     Это когда дело касалось стран чужих. А когда своей, директор рассказывал совсем уж
               вещи непривычные.
                     — Берем  Сальские  степи. —  Он  аккуратно  обрисовывал  степи  на  карте. —  Что
               характерно? А то характерно, что воды мало, и если случится вам летом там быть, то поите
               коня с утра обильно, чтоб аж до вечера ему хватило. И наш конь тут не годится, надо на
               местную породу пересаживаться, они привычнее.
                     Может,  за  эти  рассказы,  может,  за  демократизм  и  простоту,  может,  за  шумную
               человеческую  откровенность,  а  может,  и  за  все  разом  любила  директора  школа.  Любила,
               уважала,  но  и  побаивалась,  ибо  директор  не  терпел  наушничанья  и,  если  ловил  лично,
               действовал сурово. Впрочем, озорство он прощал: не прощал лишь озорства злонамеренного,
               а тем более хулиганства.
                     В  восьмом  классе  парень  ударил  девочку.  Не  случайно,  и  даже  не  в  ярости,  а
               сознательно, обдуманно и зло. Директор сам вышел на ее крики, но парень убежал. Передав
               плачущую  жертву  учительницам,  директор  вызвал  из  восьмого  класса  всех  ребят  и  отдал
               приказ:
                     — Найти и доставить. Немедленно. Все. Идите. К концу занятий парня приволокли в
               школу. Директор выстроил в спортзале все старшие классы, поставил в центр доставленного
               и сказал:
                     — Я не знаю, кто стоит перед вами. Может, это будущий преступник, а может, отец
               семейства и примерный человек. Но знаю одно: сейчас перед вами стоит не мужчина. Парни
               и девчата, запомните это и будьте с ним поосторожнее. С ним нельзя дружить, потому что он
               предаст,  его  нельзя  любить,  потому  что  он  подлец,  ему  нельзя  верить,  потому  что  он
               изменит. И так будет, пока он не докажет нам, что понял, какую совершил мерзость, пока не
               станет настоящим мужчиной. А чтоб ему было понятно, что такое настоящий мужчина, я ему
               напомню. Настоящий мужчина тот, кто любит только двух женщин. Да, двух, что за смешки!
               Свою мать и мать своих детей. Настоящий мужчина тот, кто любит ту страну, в которой он
               родился. Настоящий мужчина тот, кто отдаст другу последнюю пайку хлеба, даже если ему
               самому  суждено  умереть  от  голода.  Настоящий  мужчина  тот,  кто  любит  и  уважает  всех
               людей и ненавидит врагов этих людей. И надо учиться любить и учиться ненавидеть, и это
               самые главные предметы в жизни!
                     Искра зааплодировала первой. Зааплодировала, потому что впервые видела и слышала
               комиссара. И весь зал зааплодировал за нею.
                     — Тише, хлопцы, тише! — Директор заулыбался. — Между прочим, в строю нельзя в
               ладоши  бить. —  Он  повернулся  к  парню,  усердно  изучавшему  пол,  и  в  мертвой  тишине
               сказал негромко и презрительно: — Иди учись. Средний род.
                     Да, они очень любили своего директора Николая Григорьевича Ромахина. А вот свою
               новую  классную  руководительницу  Валентину  Андроновну  не  просто  не  любили,  а
               презирали  столь  дружно  и  глубоко,  что  не  затрачивались  уже  ни  на  какие  иные  эмоции.
               Разговоров с нею не искали: терпеливо выслушивали, стараясь не отвечать, а если отвечать
               все же приходилось, то пользовались ответами наипростейшими: «да» и «нет». Но Валентина
               Андроновна была далеко не глупа, прекрасно знала, как к ней относятся, и, не найдя путей к
               умам и душам, начала чуть-чуть, самую малость заискивать. И это «чуть-чуть» было тотчас
               же отмечено классом.
                     — Что-то наша Валендра заюлила? — громко удивился Пашка Остапчук.
   16   17   18   19   20   21   22   23   24   25   26