Page 24 - Завтра была война...

беспокоился все больше именно потому, что дочь нормально росла и нормально развивалась.
Беспокойство выражалось в крайностях. Страх за нее породил машину, доставлявшую
Вику в школу и из школы, в театр и из театра, за город и домой. Желание видеть ее самой
красивой привело к заграничным нарядам, прическам и шубкам, которые были бы впору
молодой женщине, а не девочке, только-только начинавшей взрослеть. Он сам невольно
торопил ее развитие, гордился, что развитие это обогнало ее сверстниц, и тревожился
замкнутостью дочери, не догадываясь, что замкнутость Вики и есть результат его
воспитания.
Вика очень гордилась отцом и очень тяготилась одиночеством. Но была самолюбива,
больше всего боялась, что кто-нибудь вздумает ее жалеть, и поэтому внезапный визит
девочек был ей неприятен.
— Извини, мы по важному делу, — сказала Искра.
— Какое зеркало! — ахнула Зина: зеркала были ее слабостью.
— Старинное, — не удержалась Вика. — Папе подарил знакомый академик.
Она хотела провести девочек к себе, но на голоса вышел папа — Леонид Сергеевич
Люберецкий.
— Здравствуйте, девочки. Ну, наконец-то и у моей Вики появились подружки, а то все
с книжками да с книжками. Очень рад, очень! Проходите в столовую, я сейчас подам чай.
— Чай может подать Поля, — с легким неудовольствием сказала Вика.
— Может, но я лучше, — улыбнулся отец и ушел на кухню. За чаем Леонид Сергеевич
ухаживал за девочками, угощал пирожными и конфетами в нарядных коробках. Искру и
Зину смущали пирожные: они привыкли есть их только по великим праздникам. Но отец
Вики при этом шутил, улыбался, и ощущение чужого праздника, на котором они оказались
незваными гостями, постепенно оставило девочек. Зиночка вскоре завертелась, с
любопытством разглядывая хрусталь за стеклами дубового буфета, а Искра неожиданно
разговорилась и тут же поведала о беседе с учительницей.
— Девочки, это все несерьезно. — Отец Вики тем не менее почему-то погрустнел и
тяжело вздохнул, — Никто Сергея Есенина не запрещал, и в стихах его нет никакого
криминала. Надеюсь, что ваша учительница и сама все понимает, а разговор этот, что
называется, под горячую руку. Если хотите, я позвоню ей.
— Нет, — сказала Искра. — Извините, Леонид Сергеевич, но в своих делах мы должны
разбираться сами. Надо вырабатывать характер.
— Молодец. Должен признаться, я давно хотел с вами познакомиться, Искра. Я много
наслышан о вас.
— Папа!
— А разве это тайна? Извини. — Он снова обратился к Искре: — Оказалось, что я
знаком с вашей мамой. Как-то случайно повстречались в горкоме и выяснили, что виделись
еще в гражданскую, воевали в одной дивизии. Удивительно отважная была дама. Прямо
Жанна д'Арк.
— Комиссар, — тихо, но твердо поправила Искра. Она ничего не имела против Жанны
д'Арк, но комиссар был все же лучше.
— Комиссар, — согласился Люберецкий. — А что касается поэзии в частности и
искусства вообще, то мне больше по душе то, где знаки вопросительные превалируют над
знаками восклицательными. Восклицательный знак есть перст указующий, а
вопросительный — крючок, вытаскивающий ответы из вашей головы. Искусство должно
будить мысли, а не убаюкивать их.
— Не-ет, — недоверчиво протянула Зиночка. — Искусство должно будить чувства.
— Зинаида! — сквозь зубы процедила Искра.
— Зиночка абсолютно права, — сказал Леонид Сергеевич.-Искусство должно идти к
мысли через чувства. Оно должно тревожить человека, заставлять болеть чужими горестями,
любить и ненавидеть. А растревоженный человек пытлив и любознателен: состояние покоя и
довольства собой порождает леность души. Вот почему мне так дороги Есенин и Блок, если