Page 54 - А зори здесь тихие

54

перетасовать, а уж потом сдавать по новой. Та четверка, что перла прямо на него, тут же и
отошла, да так ловко, что он и заметить не успел, подшиб ли кого. Втянулись в кусты,
постреляли для острастки, и снова замерло все, и лишь дымок еще висел над водой.
Несколько минут выиграно было. Счет, правда, сегодня не на минуты должен был бы
идти, потому что помощи ниоткуда не предвиделось, но все же куснули они противника,
показали зубы, и второй раз фрицы в этом месте так просто не полезут. Они где-то еще
попытаются щелочку найти: скорее всего, выше по течению, потому что ниже плеса
каменные лбы срывались круто в реку. Значит, следовало тотчас же перебежать правее, а тут,
на своем месте, на всякий случай оставить кого-либо из девчат…
Не успел Васков всей диспозиции продумать: шаги за спиной помешали. Оглянулся:
Комелькова прямиком сквозь кусты ломит.
– Пригнись!
– Скорее! Рита!..
Что с Ритой, не стал Федот Евграфыч спрашивать: по глазам понял. Схватил оружие,
раньше Комельковой домчался.
Осянина, скорчившись, сидела под сосной, упираясь спиной в ствол. Силилась
улыбнуться серыми губами, то и дело облизывая их, а по рукам, накрест зажавшим живот,
текла кровь.
– Чем? – только и спросил Васков.
– Граната…
Положил Риту на спину, за руки взял – не хотела принимать их, боли боялась.
Отстранил мягко и понял, что все… Даже разглядеть было трудно, что там, потому что
смешалось все – и кровь, и рваная гимнастерка, и вмятый туда, в живое, солдатский
ремень…
– Тряпок! – крикнул. – Белье давай!
Женька трясущимися руками уже рвала свой мешок, уже совала что-то легкое,
скользкое…
– Да не шелк! Льняное давай!..
– Нету…
– А, леший! – метнулся к сидору, начал развязывать. Затянул, как на грех…
– Немцы, – одними губами сказала Рита. – Где немцы?
Женька секунду смотрела на нее в упор, а потом, схватив автомат, кинулась к берегу,
уже не оглядываясь.
Старшина достал рубашку с кальсонами, два бинта запасных, вернулся. Рита что-то
пыталась сказать, губами шевелила – не слушал. Ножом распорол гимнастерку, юбку, белье,
кровью набрякшее, – зубы стиснул. Наискось прошел осколок, живот разворотив: сквозь
черную кровь вздрагивали сизые внутренности. Наложив сверху рубаху, стал бинтовать.
– Ничего, Рита, ничего. Он поверху прошел, кишки целые. Заживет.
Полоснула от берега очередь. И снова застучало все кругом, посыпалась листва, а
Васков бинтовал и бинтовал, и тряпки тут же намокали от крови.
– Иди. Туда иди… – с трудом сказала Рита. – Женька там…
Рядом прошла очередь. Не поверху – по ним, прицельно, только не зацепила. Старшина
оглянулся, вырвал наган, выстрелил дважды по мелькнувшей фигуре: немцы перешли реку…
А Женькин автомат еще бил где-то, еще огрызался, все дальше и дальше уходя в лес. И
Васков понял, что Комелькова, отстреливаясь, уводит сейчас немцев за собой. Уводит, да не
всех: еще где-то мелькнул диверсант, и еще раз выстрелил по нему старшина. Надо было
уходить отсюда, уносить Осянину, потому что немцы кружили рядом и каждая секунда
могла оказаться последней.
Он поднял Риту на руки, не слушая, что шепчет она серыми искусанными губами.
Хотел винтовку прихватить – не смог, и побежал в кусты, чувствуя, как с каждым шагом
уходят силы из пробитой, ноющей зубной болью левой руки.
Остались под сосной вещмешки, винтовки, скатки да отброшенное старшиной