Page 26 - Два капитана

палея от каждого скрипа шагов за окном и долго лежал,
опершись на локоть и прислушиваясь; или когда он пря­
тался на чердаке и сидел, пока не стемнеет,— так он про­
вел один день, помнится, праздник Егорья; или когда он
отказался познакомиться с Петровной.
Но прошло два дня, и он заинтересовался моей не­
мотой:
— Ты почему не говоришь? Не хочешь?
Я молча смотрел на него.
— А я тебе скажу, что ты должен говорить. Ты слы­
шишь — стало быть, должен говорить. Это, брат, редчай­
ший случай: коли ты все слышишь — и немой. Может,
ты глухонемой?
Я замотал головой.
— Ну вот. Значит, заговоришь.
Он вынул из заплечного мешка какие-то инструменты,
пожалел, что мало света, хотя был ясный солнечный
день, и полез мне в ухо.
— Ухо вульгарис,— объявил он с удовольствием,—
ухо обыкновенное.
Он отошел в угол и сказал шепотом: «Дурак».
— Слышал?
Я засмеялся.
— Хорошо слышишь, как собака.— Он подмигнул
Сане, которая, разиня рот, смотрела на нас.— Отлично
слышишь. Что же ты, милый, не говоришь?
Он взял меня двумя пальцами за язык и вытащил
его так далеко, что я испугался и захрипел.
— У тебя брат, такое горло! Чистый Шаляпин.
Н-да!
Он с минуту смотрел на меня.
— Нужно учиться, милый,— серьезно сказал он.— Ты
про себя-то можешь что-нибудь сказать? В уме? — Он
стукнул меня по лбу.— В голове, понимаешь?
Я промычал, что да.
— Ну, а вслух? Скажи вслух все, что ты можешь.
Ну, скажи: «да».
Я почти ничего не мог. Но все-таки произнес:
— Да.
— Прекрасно! Еще раз.
Я сказал еще раз.
— Теперь свистни.
Я свистнул.
23