Page 27 - Два капитана

— Теперь скажи: «у».
Я сказал:
— У.
— Лентяй ты, вот что! Ну, повторяй за мной...
Он не знал, что я все говорил в уме. Без сомнения,
именно поэтому с такой отчетливостью запомнились мне
первые годы. Но от моей немой речи еще так далеко
было до всех этих «е», «у», «ы», до этих незнакомых
движений губ, языка и горла, в котором застревали са­
мые простые слова. Мне удавалось повторять за ним от­
дельные звуки, главным образом гласные, но соединять
их, произносить их плавно, «не лаять», как он мне ве­
лел,— вот была задача!
Только три слова: «ухо», «мама» и «плита» — получи­
лись сразу, как будто я произносил их когда-то, а теперь
оставалось только припомнить. Так оно и было: мать
рассказывала, что в два года я уже начинал говорить и
вдруг замолчал после какой-то болезни.
Мой учитель спал на полу, покрывшись полушубком
и положив под сенник какую-то металлическую светлую
штуку, а я все ворочался, пил воду, садился на постели,
смотрел в замерзшее узорами окно. Я думал о том, как
я вернусь домой, как стану говорить с матерью, с тетей
Дашей. Я вспомнил первую минуту, когда я понял, что
не умею, не могу говорить: это было вечером; мать ду­
мала, что я сплю, и, бледная, прямая, с черными косами,
переброшенными на грудь, долго смотрела на меня. То­
гда впервые пришла мне в голову горькая мысль, отра­
вившая мои первые годы: «Я хуже всех, и она меня
стыдится».
Повторяя «е», «у», «ы», я не спал до утра от счастья.
Саня разбудила меня, когда был уже день.
— Я к бабушке бегала, а ты все сцишь,— сказала она
быстро.— У бабушки котенок пропал. Его Мурка в котел
снесла... А Иван Иваныч где?
Сенник лежал на полу, и еще видны были примятые
места: голова, плечи, ноги. Но самого Ивана Иваныча не
было. Он подкладывал под голову заплечный мешок —
и мешка не было. Он покрывался полушубком — не было
и полушубка.
— Иван Иваныч!
Мы побежали на чердак — никого.
24