Page 22 - Айвенго
P. 22
проходил мимо них, начали гневно крутить усы и хвататься за кинжалы, готовые самыми
отчаянными мерами предотвратить его приближение.
Очень вероятно, что по тем же причинам,которые побудили Седрика принять под свой
кров потомка отверженного народа, он настоял бы и на том, чтобы его люди обошлись с
Исааком учтивее,но как раз в ту пору аббат завёл с ним такой интересный разговор о
породах и повадках его любимых собак, что Седрик никогда не прервал бы его и для более
важного дела, чем вопрос о том, пойдёт ли еврей спать без ужина.
Исаак стоял в стороне от всех,тщетно ожидая,не найдётся ли для него местечка, где бы
он мог присесть и отдохнуть. Наконец пилигрим, сидевший на скамье у камина, сжалился
над ним, встал с места и сказал:
- Старик, моя одежда просохла, я уже сыт, а ты промок и голоден.
Сказав это, он сгрёб на середину широкого очага разбросанные и потухавшие поленья
и раздул яркое пламя;потом пошёл к столу,взял чашку горячей похлёбки с козлёнком,отнёс
её на столик, у которого сам ужинал, и, не дожидаясь изъявлений благодарности со стороны
еврея, направился в противоположный конец зала: быть может, он не желал дальнейшего
общения с тем, кому услужил, а может быть, ему просто захотелось стать поближе к
почётному помосту.
Если бы в те времена существовали живописцы, способные передать подобный сюжет,
фигура этого еврея, склонившегося перед огнём и согревающего над ним свои окоченевшие
и дрожащие руки, могла бы послужить им хорошей натурой для изображения зимнего
времени года. Несколько отогревшись, он с жадностью принялся за дымящуюся похлёбку и
ел так поспешно и с таким явным наслаждением, словно давно не отведывал пищи.
Тем временем аббат продолжал разговаривать с Седриком об охоте; леди Ровена
углубилась в беседу с одной из своих прислужниц, а надменный рыцарь Храма, поглядывая
то на еврея, то на саксонскую красавицу, задумался о чём-то, по-видимому, очень для него
интересном.
- Дивлюсь я вам, достопочтенный Седрик,- говорил аббат.- Неужели же вы при всей
вашей большой любви к мужественной речи вашей родины не хотите признать
превосходство нормано-французского языка во всём, что касается охотничьего искусства?
Ведь ни в одном языке не найти такого обилия специальных выражений для охоты в поле и в
лесу.
- Добрейший отец Эймер,- возразил Седрик,- да будет вам известно, что я вовсе не
гонюсь за всеми этими заморскими тонкостями;я и без них очень приятно провожу время в
лесах.Трубить в рог я умею,хоть не называю звук рога receat или mort,умею натравить собак
на зверя,знаю,как лучше содрать с него шкуру и как его распластать,и отлично обхожусь без
этих новомодных словечек: curee, arbor, nomblesІ и прочей болтовни в духе сказочного сэра
Тристрама.
- Французский язык, - сказал храмовник со свойственной ему при всех случаях жизни
надменной заносчивостью,- единственный приличный не только на охоте, но и в любви и на
войне. На этом языке следует завоёвывать сердца дам и побеждать врагов.
- Выпьем-ка с вами по стакану вина, сэр рыцарь,- сказал Седрик,- да кстати и аббату
налейте! А я тем временем расскажу вам о том, что было лет тридцать тому назад. Тогда
простая английская речь Седрика Сакса была приятна для слуха красавиц, хотя в ней и не
было выкрутасов французских трубадуров. Когда мы сражались на полях Норталлертона,
боевой клич сакса был слышен в рядах шотландского войска не хуже cri de guerre
храбрейшего из норманских баронов. Помянем бокалом вина доблестных бойцов, бившихся
там. Выпейте вместе со мною, мои гости.
Он выпил свой стакан разом и продолжал с возрастающим увлечением:
- Сколько щитов было порублено в тот день! Сотни знамён развевались над головами
храбрецов. Кровь лилась рекой, а смерть казалась всем краше бегства. Саксонский бард
прозвал этот день праздником мечей, слётом орлов на добычу; удары секир и мечей по
шлемам и щитам врагов, шум битвы и боевые клики казались певцу веселее свадебных