Page 227 - Айвенго

Ричард оглянулся и увидел весёлого отшельника, который, стоя на коленях, перебирал
чётки, а дубинка его, изрядно поработавшая во время недавней свалки, лежала на траве
рядом с ним. Он состроил такую рожу, которая по его мнению,должна была выражать
глубочайшее сокрушение:глаза закатил, а углы рта опустил книзу, словно шнурки у
кошелька, по выражению Вамбы. Однако все эти признаки величайшего раскаяния не
внушили особого доверия, так как на лице отшельника проглядывало сильное желание
расхохотаться, а глаза его так весело блестели, что и страх и покаяние были, очевидно,
притворны.
- Ты с чего приуныл,шальной монах?-сказал Ричард.-Боишься,что твой епископ узнает,
как ты усердно служишь молебны богородице и святому Дунстану?… Не бойся, брат:
Ричард, король Англии, никогда не выдаст тех секретов, которые узнает за бутылкой.
- Нет, премилостивейший государь,- отвечал отшельник (всем любителям народных
баллад про Робина Гуда известный под именем брата Тука), - мне страшен не посох
епископа, а царский скипетр. Подумать только, что мой святотатственный кулак дерзнул
коснуться уха помазанника божия!
- Ха-ха!- рассмеялся Ричард.- Вот откуда ветер дует! А я позабыл о твоём тумаке,хотя
после того у меня весь день в ухе звенело. равда, затрещина была знатная,но я сошлюсь на
свидетельство этих добрых людей: разве я не отплатил тебе той же монетой? Впрочем, если
считаешь, что я у тебя в долгу, я готов сию же минуту…
- Ох, нет,- отвечал монах,- я своё получил сполна, да ещё с лихвой! Дай бог вашему
величеству все свои долги платить так же аккуратно.
- Если бы можно было всегда расплачиваться тумаками, мои кредиторы не жаловались
бы на пустую казну,- сказал король.
- А всё же,- сказал отшельник, снова состроив плаксивую рожу, - я не знаю, какое будет
на меня наложено наказание за этот богопротивный удар.
- Об этом,брат,и говорить не стоит,-сказал король.-Мне столько доставалось ударов от
руки всяких язычников и неверных, что нет причины сетовать на одну-единственную
пощёчину от такого святого человека, каков причетник из Копменхерста. А не лучше ли
будет, друг мой, и для тебя и для святой церкви, если я добуду тебе позволение сложить с
себя духовный сан и возьму тебя в число своей стражи, дабы ты столь же усердно охранял
нашу особу, как прежде охранял алтарь святого Дунстана?
- Ах,государь,-сказал монах,- смиренно прошу ваше величество простить меня и
уволить от такой милости! Если бы вы знали, до чего я изленился! Святой Дунстан (да
предстательствует он за нас перед господом!) стоит себе преспокойно в своей нише,хотя я и
забываю иногда помолиться ему в погоне за каким-нибудь оленем. И по ночам иногда
отлучаюсь из кельи? занимаюсь пустяками,а святой Дунстан- ни гугу! Самый спокойный
хозяин, уж поистине миротворец, хоть и вырезан из дерева.Если же я буду qоменом и
телохранителем при особе моего государя- это, конечно, большая честь, но стоит мне
маленько отвлечься в сторону, пострелять дичи в лесу, утешить ли вдовицу где-нибудь в
укромном уголке,так и пойдут розыски: «Куда девался этот монах, вражий пёс?» Или: «Кто
знает, где запропастился проклятый Тук?» А лесные сторожа станут говорить: «Один этот
расстрига уничтожает больше дичи, чем все остальные охотники!» Или: «Какую ни завидит
робкую лань, сейчас вдогонку за ней!» Короче говоря, государь мой милостивый, оставьте
вы меня на прежнем месте. А если будет, такая ваша милость, что пожелаете оказать мне,
бедному служителю святого Дунстана в Копменхерсте, какое-нибудь благодеяние, то всякий
дар я приму с великой благодарностью.
- Понимаю!- молвил король.- И дарую тебе, благочестивому служителю церкви, право
охоты в моих Уорнклиффских лесах. Смотри, однако ж, я тебе разрешаю убивать не более
трех матёрых оленей на каждое время года. Но готов прозакладывать своё звание
христианского рыцаря и английского короля, что ты воспользуешься этим правом иначе и
будешь бить по тридцати штук.
- Уж это как водится,ваше величество,-сказал отшельник.- Молитвами святого