Page 73 - Этюды о ученых

и трудно, и он знал им цену. Из всех слабостей первейшей было себялюбие, возражений не
терпел, слушать противное ему мог с трудом. Хвалил себя часто и не останавливал похвалу
других. О нём писали: «… его любовь к славе была безгранична». Сам безоговорочно
называл себя человеком великим. И… как там ни суди, был прав!
Говорят, фамилия Линней происходит от шведского Linden, что значит «липа», так что
ему в буквальном смысле на роду было написано быть ботаником. Все детство его
проходило в саду Росхульта – маленького шведского городишка, где отец его был
священником. Задним числом «великим младенцам» часто приписывают всяческие
пророчества. И о Линнее тоже говорят, будто малыш переставал плакать, едва давали ему в
руки цветок. Так ли, нет ли, кто знает, но учился он настолько плохо, что педагоги намекали
родителям, что было бы лучше обучать его не наукам, а ремеслу. Ничто не интересовало его,
кроме ботаники. Впрочем, строго говоря, такой науки тогда ещё не существовало, поэтому
подметить его талант было трудно. (Невольно думаешь, может быть, и ныне какой-нибудь
«неуспевающий» Коля или Петя поглощён наукой, которую мы ещё не в состоянии назвать.)
Неизвестно, как сложилась бы его судьба, не повстречай он доктора Ротмана,
поверившего в способности гимназиста. Линнею вообще очень везло на хороших людей и
именно в молодости, когда это особенно нужно. Во всех его биографиях и
«Собственноручных заметках о самом себе» множество фамилий друзей, покровителей и
меценатов. Доктор Ротман обучает его физиологии и медицине, профессор Рудбек,
преподававший ботанику в Упсальском университете, делает его, студента, своим
ассистентом. Научное общество посылает его в путешествие по Лапландии. Знаменитый
лейденский врач Бургав становится его покровителем, а влюблённый в ботанику богач
Клиффорд осыпает его благодеяниями, издаёт его труды, оплачивает поездку в Англию.
Все это, правда, вовсе не значит, что путь «везучего» Линнея усыпан розами. Нет, он
отнюдь не баловень судьбы. Благосклонность Рудбека вызывает невероятную зависть всего
университета. И в Лейден к милостям Бургава и Клиффорда привели его обстоятельства,
весьма грустные: доктор Мор в Фалуне прямо сказал ему, что Карл слишком беден и
неизвестен, чтобы он мог отдать ему руку своей дочери. Тогда-то Линней и отправился за
славой в Голландию и… нашёл её там очень быстро.
В Лейдене жил ботаник Гроновиус, которому 28-летний Линней принёс на суд свою
рукопись «Системы природы». Голландец был поражён глубиной прочитанного им труда и
тут же издал рукопись за свой счёт. Вы можете сказать: «Опять повезло!» Да, повезло, но
ведь для такого везения как минимум надо было написать книгу, которая при жизни автора
выдержала около полутора десятков изданий.
Эта книга – тот самый замковый камень, который держит всю величественную и
поистине триумфальную арку Линнеевых трудов по систематике и классификации. Для
естествознания XVIII века труд Линнея был тем же, чем была менделеевская таблица для
химии века XIX. Это сравнение можно было бы углубить, если бы сам Линней не соглашался
с тем, что принципы его систематики подчас трудно объяснить. «Вы спрашиваете у меня,
любезный Гизеке, об отличительных признаках моих отрядов, – писал Линней, – сознаюсь,
что я не сумел бы изложить их». В основе классификации Менделеева – теория, мысль, у
Линнея, по словам одного из его биографов, – «высший инстинкт». Но как бы там ни было,
он был классификатором во всём. «Все его слова и действия были подчинены порядку, так
сказать, систематичны», – писал шведский писатель Фабрициус, современник Линнея.
Он был великим ботаником, но, помимо огромного числа ботанических трудов,
классифицирует даже авторов всех книг по ботанике, классифицирует геологические
образцы, ракушки, металлы, животных, птиц, пресмыкающихся, рыб, насекомых, червей. В
его систематике даже человек! По тому времени это очень большая смелость. Недаром
французский философ Ла-Меттри, возмущаясь тем, что в системе Линнея человек стоит
рядом с лошадью, воскликнул: «Сам он лошадь!» На что сидевший рядом Вольтер
отпарировал: «Согласитесь, что, если Линней и лошадь, он первая из лошадей!» Ла-Меттри
терпеть не мог Линнея, как и знаменитый зоолог Бюффон, и некоторые другие учёные. Но на