Page 8 - Этюды о ученых

перекочёвывает из кабинета натуралиста в лабораторию металлурга. Опыты Аносова
постепенно позволяли ему лучше и глубже постичь связь свойства стали и её
кристаллического строения. И дальше – отыскать технологические режимы, которые
создавали именно такую, а не иную кристаллическую структуру. Я писал, что нельзя назвать
точный день, когда родился секрет булата. Так вот, точный день, когда секрет этот был
раскрыт, тоже нельзя назвать. Шаг за шагом углублялся Аносов в проблему. Она
высвечивалась перед ним, как медленно высвечивается утром комната, словно растворяя
ночной сумрак. Павел Петрович постепенно уточнял рецепт изготовления булатной стали,
причём всякий раз он мог объяснить, в каком направлении и как нужно действовать, если
хочешь получить металл тех или иных свойств. Он обосновал методы, которые позднее, уже
в нашем веке, выросли в целую науку о легированных сталях. Им, например, было замечено,
что марганец усиливает волокнистое строение металла, хром увеличивает твёрдость, золото
изменяет цвет.
Аносов показал, что достичь примерно равных результатов можно, двигаясь
различными путями, и предложил четыре метода изготовления булата, описал технологию
его ковки, закалки, травления. Теперь он мог объяснить, почему булат именно таков, каков
он есть. И самое главное – он мог его сделать! И он сделал его: первый клинок из самой
настоящей булатной стали был изготовлен на Урале в 1837 году.
Павлу Петровичу было 27 лет, когда он писал: «Кто знает? Может быть, и в России
явится горный гений, который из сих частных наблюдений извлечёт общие правила». Тогда
он не мог знать, что пишет о себе… Весной 1851 года поехал в Омск в служебную
командировку и заболел вдруг, неожиданно и тяжело. 11 мая написал рапорт своему
начальству. «Чувствуя себя, по тяжёлой болезни, не в силах продолжать отправление
служебных обязанностей», просил освободить себя от должности главного начальника
Алтайских заводов. А через два дня его не стало.
Так окончилась история развенчания одной из самых романтических тайн древности.
Впрочем, нет. Так эта история началась. А продолжается она и в наши дни, потому что
всегда найдётся человек, которому покажется, что можно сделать ещё лучший металл, так
как пределов совершенства не существует.

Владимир Арсеньев:
«КОГДА МЕЧТА МОЯ СБЫЛАСЬ…»

Горький писал ему во Владивосток: «Вам удалось объединить в себе Брема и Фенимора
Купера, – это, поверьте, неплохая похвала. Гольд написан вами отлично, для меня он более
живая фигура, чем «Следопыт», более «художественная». Искренно поздравляю вас». Гольд
– это Дерсу Узала. Владимир Клавдиевич Арсеньев был выдающимся путешественником,
географом, этнографом, историком. Но ещё он был писателем. Научные труды его, как
всякие научные труды, будут стареть, уточняться, развиваться, из зёрен их проклюнутся и
расцветут новые научные побеги, а книги останутся неизменными. Дерсу Узала и ныне жив,
и всё бродит в нашем воображении по тайге, и сколько лет будет бродить ещё с нашими
сыновьями и внуками!
Когда я перечитывал последнюю задумчивую и грустную главу книги о старом
охотнике гольде, я подумал о том, что ведь сам Арсеньев похож на Дерсу, что не случайно
бросились они навстречу друг другу, когда вновь встретились в тайге, что соединяли их не
только переходы, костры и охотничьи тропы, но и родство душ, ясность мысли, чистота
помыслов. Дерсу тяготился городом, страдал почти физически от невозможности разжечь
костёр на улице, не понимал, как можно платить деньги за дрова и воду. Мы читаем и