Page 19 - Бегущая по волнам

проверяя бумаги и отсчитывая на счетах.
– Очень рад вас видеть, – сказал Гез после того, как я поздоровался и уселся. Бутлер
слегка улыбнулся, и мне показалось, что его улыбка относится к Гезу. – Вы были у Брауна?
Я отдал ему письмо. Он распечатал, прочел, взглянул на меня, на Бутлера, который
смотрел в сторону, и откашлялся.
– Следовательно, вы устроились, – сказал Гез, улыбаясь и засовывая письмо в
жилетный карман. – Я искренно рад за вас. Мне неприятно вспоминать ночной разговор, так
как я боюсь, не поняли ли вы меня превратно. Я считаю большой честью знакомство с вами.
Но мои правила действительно против присутствия пассажиров на грузовом судне. Это надо
понимать в порядке дисциплины, и ни в каком более. Впрочем, я уверен, что у нас с вами
установятся хорошие отношения. Я вижу, вы любите море. Море! Когда произнесешь это
слово, кажется, что вышел гулять, посматривая на горизонт. Море… – Он задумался, потом
продолжал: – Если Браун так сильно желает, я искренно уступаю и перехожу в другой галс.
Завтра чуть свет мы снимаемся. Первый заход в Дагон. Оттуда повезем груз в Гель-Гью.
Когда вам будет угодно перебраться на судно?
– Я сказал, что мое желание – перевезти вещи немедленно. Почти приятельский тон
Геза, его нежное отношение к морю, вчерашняя брань и сегодняшняя учтивость заставили
меня думать, что, по всей видимости, я имею дело с человеком неуравновешенным,
импульсивным, однако умеющим обуздать себя. Итак, я захотел узнать размер платы, а
также, если есть время, взглянуть на свою каюту.
– Вычтите из итога и накиньте комиссионные, – сказал, вставая, Гез Бутлеру. Затем он
провел меня по коридору и, открыв дверь, стал на пороге, сделав рукой широкий,
приглашающий жест.
– Это одна из лучших кают, – сказал Гез, входя за мной. – Вот умывальник, шкап для
книг и несколько еще мелких шкапчиков и полок для разных вещей. Стол – общий, а
впрочем, по вашему желанию, слуга доставит сюда все, что вы пожелаете. Матросами я не
могу похвастаться. Я взял их на один рейс. Но слуга попался хороший, славный такой мулат;
он служил у меня раньше, на «Эригоне».
Я был – смешно сказать – тронут: так теперешнее обращение капитана звучало
непохоже на его дрянной, искусственно флегматичный и – потом – зверский тон
сегодняшней ночи. Неоспоримо-хозяйские права Геза начали меня смущать; вздумай он
категорически заявить их, я, по всей вероятности, счел бы нужным извиниться за свое
вторжение, замаскированное мнимыми правами Брауна. Но отступить, то есть отказаться от
плавания, я теперь не мог. Я надеялся, что Гез передумает сам, желая извлечь выгоду. К
великому моему удовольствию, он заговорил о плате, одном из наилучших регуляторов всех
запутанных положений.
– Относительно денег я решил так, – сказал Гез, выходя из каюты, – вы уплачиваете за
стол, помещение и проезд двести фунтов. Впрочем, если это для вас дорого, мы можем
потолковать впоследствии.
Мне показалось, что из глаза в глаз Геза, когда он умолк, перелетела острая искра
удовольствия назвать такую сумасшедшую цифру. Взбешенный, я пристально всмотрелся в
него, но не выдал ничем своего удивления. Я быстро сообразил, что это мой козырь. Уплатив
Гезу двести фунтов, я мог более не считать себя обязанным ему ввиду того, как обдуманно
он оценил свою уступчивость.
– Хорошо, – сказал я, – я нахожу сумму незатруднительной. Она справедлива.
– Так, – ответил Гез тоном испорченного вдруг настроения. Возникла натянутость, но
он тотчас ее замял, начав жаловаться на уменьшение фрахтов; потом, как бы спохватясь,
попрощался: – Накануне отплытия всегда много хлопот. Итак, это дело решенное.
Мы расстались, и я отправился к себе, где немедленно позвонил Филатру. Он был рад
услышать, что дело слажено, и мы условились встретиться в четыре часа дня на «Бегущей по
волнам», куда я рассчитывал приехать значительно раньше. После этого мое время прошло в
сборах. Я позавтракал и уложил вещи, устав от мыслей, за которые ни один дельный человек