Page 29 - Бегущая по волнам

поражать в известных местах; сильно напудренная, театрально подбоченясь, в шелковых
платьях, кольцах и ожерельях, компания эта быстро пересекла круглый экран пространства,
открываемого иллюминатором. Я заметил картонки и чемоданы. Гез получил гостей.
Даже не поднимаясь на палубу, я мог отлично представить сцену встречи женщин. Для
этого не требовалось изучения нравов. Пока я мысленно видел плохую игру в хорошие
манеры, а также ненатурально подчеркнутую галантность, – в отдалении послышалось, как
весь отряд бредет вниз. Частые шаги женщин и тяжелая походка мужчин проследовали мимо
моей двери, причем на слова, сказанные кем-то вполголоса, раздался взрыв смеха.
В каюте Геза стоял портрет неизвестной девушки. Участники оргии собрались в
полном составе. Я плыл на корабле с темной историей и подозрительным капитаном, ожидая
должных случиться событий, ради цели неясной и начинающей оборачиваться голосом
чувства, так же странного при этих обстоятельствах, как ревнивое желание разобрать, о чем
шепчутся за стеной.
Во всем крылся великий и опасный сарказм, зародивший тревогу. Я ждал, что Гез
сохранит в распутстве своем, по крайней мере, возможную элегантность, – так я думал по
некоторым его личным чертам; но поведение Геза заставило ожидать худших вещей, а
потому я утвердился в намерении совершенно уединиться. Сильнее всего мучила меня
мысль, что, выходя на палубу днем, я рисковал, против воли, быть втянутым в удалую
компанию. Мне оставались – раннее, еще дремотное утро и глухая ночь.
Пока я так рассуждал, стало смеркаться. Береговой шум раздавался теперь глуше; я
слышал, как под окрики Бутлера ставят паруса, делаются приготовления плыть далее.
Брашпиль начал выворачивать якорь, и погромыхивающий треск якорной цепи некоторое
время был главным звуком на корабле. Наконец произвели поворот. Я видел, как черный, в
огнях, берег уходит влево и океан расстилает чистый горизонт, озаренный закатом. Смотря в
иллюминатор, я по движению волн, плывущих на меня, но отходящих по борту дальше,
назад, минуя окно, заметил, что „Бегущая“ идет довольно быстро.
Из столовой донесся торжествующий женский крик; потом долго хохотал Синкрайт.
По коридору промчался Гораций, бренча посудой. Затем я слышал, как его распекали После
того неожиданно у моей двери раздались шаги, и подошедший стукнул. Я немедленно
открыл дверь.
Это был надушенный и осмелевший Синкрайт, в первом заряде разгульного
настроения. Когда дверь открылась, – из салона, сквозь громкий разговор, послышалось
треньканье гитар.
Повинуясь моему взгляду, Синкрайт закрыл дверь и преувеличенно вежливо
поклонился.
– Капитан Гез просит вас сделать честь пожаловать к столу, – заявил он.
– Передайте капитану мою искреннюю благодарность, – ответил я с досадой, – но
скажите также, что я отказываюсь.
– Надеюсь, вас можно убедить, – продолжал Синкрайт, – тем более, что все мы будем
очень огорчены.
– Едва ли вы убедите меня. Я намерен провести вечер один.
– Хорошо! – сказал он удивленно и вышел, повторяя: – Жаль, очень жаль!
Предчувствуя дальнейшие покушения, я взял перо, бумагу и сел к столу. Я начал
писать Лерху, рассчитывая послать это письмо при первой остановке. Я хотел иметь
крупную сумму.
На второй странице письма снова раздался настойчивый стук; не дожидаясь
разрешения, в каюту вступил Гез.

Глава XV

Я повернулся с неприятным чувством зависимости, какое испытывает всякий, если
хозяева делаются бесцеремонными.