Page 114 - Белый пароход

необхо-димостью, ибо в нескончаемых междоусобицах враги нередко мстили друг другу,
истребляя жен и детей, оставшихся на местах без защиты. Причем беременных женщин убивали
в первую очередь, чтобы подсечь корень рода.
Но жизнь со временем менялась. Прежде постоянно враждовавшие племена при Чингисхане
все больше примирялись и объединялись под единым куполом великого государства. В молодос-
ти, когда Чингисхан еще именовался Темучином, он немало повоевал с соседними племенами, и
сам лютовал, и настрадался, и любимая жена его Бортэ была похищена при набеге меркитов и
побывала в наложницах. Возымев власть, Чингисхан стал пресекать междоусобицы со всей
беспощадностью. Распри мешали ему править, подрывали силы государства. Шли годы, и посте-
пенно надобность в старой форме обозно-семейной жизни отпадала. Но самое главное — семья в
обозе становилась бременем для армии, помехой мобильности в военных операциях широкого
масштаба, особенно в наступлении и на переправах через водные препятствия. Отсюда и
высочай-шее указание степного властелина — категорически запретить женщинам, следующим в
обозах за войском, рожать детей до победоносного завершения Западного похода. Это повеление
сделано им было за полтора года до выступления. Он сказал тогда:
— Покорим западные страны, остановим коней, сойдем со стремян — и пусть тогда обозные
женщины рожают, сколько хотят. А до этого мои уши не должны слышать вестей о родах в
туменах…
Для Чингизхана превыше всего было то, что способствовало успеху Западного похода и
неприемлемо всет то, что мешало достижению цели; даже законы естества он отвергал ради
военных соображений, кощунствуя над самой жизнью и над Богом. Он хотел и Бога поставить
себе на службу, ибо зачатие есть весть от Бога.
И никто ни в народе, ни в армии не воспротивился и даже не помыслил воспротивиться
насилию, к тому времени власть Чингисхана достигла такой невиданной силы и средоточия, что
все беспрекословно подчинились неслыханному повелению на запрет деторождения, поскольку
ослушание неизбежно каралось смертью…
Вот уже семнадцатый день, как Чингисхан, находясь в пути, в походе на Запад, испытывал
особое, небывалое состояние духа. Внешне великий хаган держался, как и всегда, как подобало
его особе, — строго, отчужденно, подобно соколу в часы покоя. Но в душе он ликовал, пел песни
и сочинял стихи:
…Облачной ночью, Юрту мою прикрытым дымником Окружив, лежала стража моя И усыпляла
меня в дворцовой юрте моей.
Сегодня в пути хочу сказать благодарность:
Старейшая ночная стража моя На ханский престол меня возвела!
В снежную бурю и мелкий дождь, Пронизывающий до дрожи, В проливной дождь и просто
дождь Вокруг походной юрты моей Стояла, меня не тревожа, И сердце мое успокаивала стража
моя!
Сегодня в пути хочу сказать благодарность:
Крепкая ночная стража моя — На престол меня возвела!..
Среди врагов, учинивших смуту, Колчана из березовой коры Еле слышный шорох услышав,
Без промедления бросалась бороться.
Бдительной ночной страже моей Сегодня в пути хочу сказать благодарность.
Загривки люто вздыбив при луне, Верная стая волков Вожака обступает, выходя на охоту.
Так в набеге на Запад со мной Неразлучна сивогривая стая моя.
Белые клыки моего трона всюду со мной…
Благодарность пою им в дороге…