Page 109 - Белый пароход
P. 109

будет при этом доказать в очеред-ной раз, пусть на малом факте, что предательские
                  ревизионистские идеи зарождались в Югосла-вии уже давно, еще в годы войны среди
                  партизанских командиров, и что происходило это под прямым влиянием английских спецслужб. А
                  в записках Абуталипа Куттыбаева есть воспомина-ния, как югославские партизаны встречались с
                  англичанами, стало быть, есть все основания заставить его сказать то, что требуется сейчас. А
                  раз так, необходимо добиться этого во что бы то ни стало. Расшибиться в лепешку, но заставить
                  этого сарозекского писаку выложить все, что надо. Ведь в политике пригодно все, что летит в
                  подветренную сторону. Каждая мелочь может пригоди-ться, может послужить камнем,
                  брошенным во врага, чтобы добить его в идейной схватке. Отсюда возникает задача добыть тот
                  камень, даже камушек, и, пусть символически, но как бы самолично, от сердца, вложить его, тот
                  лишний камушек, в руку самого Бога-Власти, чтобы, если не сам Он, то поручил бы, кому
                  следует, пульнуть тем камнем в прихвостней, как пишут в газетах, ненавист-ного ревизиониста
                  Тито и его приспешника Ранковича. А не пригодится, скажут мелковат, все равно усердие
                  зачтется… Глядишь, все, кто сидят сейчас за столом, окажутся и у него, будут сидеть вот так в
                  его доме по отменному случаю. Ведь смысл жизни — в счастье, а успех — начало счастья.
                     Об этом думалось в тот званый вечер кречетоглазому Тансыкбаеву, и, сидя за столом и вроде
                  бы по ходу разговоров перебрасываясь репликами с другими, он, как пловец в бурном потоке
                  реки, плыл в тот час в нарастающей стремнине своих страстей и вожделений. И лишь жена его
                  Айкумис, хорошо знавшая мужа, заметила, что с ним что-то происходит, что он готовится к чему-
                  то, как ярый зверь, вышедший ночью на охоту и уже учуявший добычу. Она видела это по его
                  глазам, немигающий, соколиный взор которых временами то леденел, то покрывался дымкой
                  взволнованности. И поэтому она шепнула ему: «Отсюда уйдем вместе со всеми и только домой».
                  Тансыкбаев нехотя кивнул в ответ. Не стал при людях возражать, хотя стоило бы. В его голове
                  вызревал новый, более широкий план действий. Ведь вместе с Куттыбаевым в югославских
                  партизанах побывало много других пленных, сегодня отсиживающихся по углам, — стало быть,
                  они тоже могут что-то знать, что-то вспомнить, не так трудно заставить Куттыбаева назвать
                  наиболее активных из них. Необходимо поднять материалы, завтра же надо сделать
                  соответствую-щий запрос. Или же самому как можно скорее побывать в центре. И разобраться,
                  раскопать и заставить Куттыбаева подтвердить нужное. А затем, на основе его показаний,
                  предъявить обвинения бывшим военнопленным, воевавшим в Югославии, привлечь этих лиц
                  заново к ответственности за недоносительство, за сокрытие при прохождении комиссии по
                  депортации в Советский Союз предательских замыслов югославских ревизионистов. И людей
                  такого сорта может обнаружиться не одна сотня и не одна тысяча, которых следовало бы — и
                  надо подать эту идею, скорей всего в форме секретной записки — пропустить через мельницу
                  допросов, чтобы затем загнать эту публику в лагеря и на том положить конец…
                     При этой мысли, осенившей его за столом, уставленным всяческой снедью и коньячными
                  рюмками, Тансыкбаев почувствовал подъем настроения, захотелось еще выпить, захотелось еще
                  закусить, петь, тормошить соседей и смеяться от удовольствия и предощущения какого-то нового
                  поворота в жизни. Он окинул сидящих благодарным взором таинственно засиявших глаз, ведь
                  все присутствующие были свои, родные люди, одним миром мазанные и оттого столь приятные в
                  ту минуту, и они не подозревали, эти родные люди, что присутствуют при моменте, когда у него
                  рождаются великие идеи. Все это вызвало горячий прилив крови к голове и радостные,
                  учащенные удары ликующего, звенящего сердца. Так сидел он, насыщаясь собой и окружением.
                     И сам удивлялся — случайно возникший замысел заключал в себе вполне реальную перспек-
                  тиву повышения по службе. Получалось разумно и логично: чем больше вытравишь
                  притаившихся врагов, тем больше выиграешь и сам. Такая перспектива окрыляла душу. И он
                  подумал не без гордости: «Вот так устраивают умные люди свои дела! И я не остановлюсь на
   104   105   106   107   108   109   110   111   112   113   114