Page 139 - Белый пароход

купе под стражу. И как только понял он по ходу движения, что поезд идет в сарозекском
направле-нии, так с новой силой застонала, запричитала душа его — увидеть хотя бы краешком
глаза, хотя бы на мгновение детишек, Зарипу, и тогда будь что будет, только бы глянуть, узреть
мимолетно…
Истосковался он до такой степени, что ни о чем другом теперь и думать не мог, только молил
Бога, чтобы проезд через Боранлы-Буранный пришелся на дневное время, чтобы только не
ночью, только бы не во тьме, и чтобы поезд через полустанок прошел непременно тогда, когда
Зарипа и дети оказались бы на виду, а не в стенах барака.
Вот и все, что он просил у судьбы. И мало, и много. Но если подумать, то, в самом деле, что
стоило случаю волей своей распорядиться так, а не иначе, — почему бы детям и Зарипе не
оказать-ся в тот час во дворе, пусть бы детишки играли в свои игры, а Зарипа как раз
развешивала бы белье на веревке и оглянулась бы между делом на проходящий поезд, и дети
тоже вдруг замерли бы на месте, загляделись бы на мелькающие окна вагонов. А вдруг
случилось бы такое, что редко, но случалось, — поезд бы взял да остановился на разъезде на
несколько минут! И тут душа Абута-липа разрывалась: и хотела, чтобы счастье такое вдруг
приключилось, но лучше бы не надо, — нет, не выдержал бы он такого страшного испытания,
умер бы, да и детишек жалко — каково-то бы им пришлось, если б увидели отца в зарешеченном
окне, как зашлись бы они в реве… Нет, нет, лучше не видеться…
И чтобы укрепить себя, чтобы убедить, заговорить судьбу смилостивиться, чтобы исполнились
загаданные желания, он то и дело принимался просчитывать и прикидывать, ориентируясь по
железнодорожным приметам, станциям в пути, различные варианты продвижения поезда —
важно было установить, в какое время суток должны были они миновать сарозекский разъезд
Боранлы-Буранный. Однако сомнения и тревоги не покидали его и тогда, когда расчеты
получались благоприятными, ведь поезд мог задержаться, выйти из графика, опоздать, что
нередко случалось зимой при больших снегопадах. Самым обидным было бы, если бы поезд
проскочил полустанок ночью, когда Зарипа с детишками будут спать, не подозревая, что отец
едет мимо в каких-нибудь десятках метров от дома. Вероятность этого нельзя было исключить, и
тем больше страдал Абуталип, сознавая свою полную беспомощность и полную зависимость от
случая.
И еще очень опасался Абуталип и молил Бога избавить его от этой напасти
— как бы кречето-глазый следователь Тансыкбаев не учинил ему очередной допрос именно в
тот час, когда они будут проезжать боранлинский разъезд.
Сколько препятствий и опасностей злейшим образом противостояли чистому желанию
человека всего лишь мельком увидеть своих родных — такова была цена лишения свободы, и
лишь одно радовало и вселяло надежду, что ему повезет,окно в камере оказалось справа по
движению, именно на той стороне, на которой располагался пристанционный барак на разъезде
Боранлы-Буранный.
Все эти мысли, страхи, сомнения, втягивая Абуталипа в омут переживаний, отвлекли его от
собственной участи, он, всецело погрузившись в напряженное ожидание, уже не думал о себе, не
желал вникать в суть происходящего, не отдавал себе отчета в том, чем грозили ему чудовищные
обвинения, выдвигаемые против него, навязываемые ему систематически требующим признания
следователем Тансыкбаевым, фанатично и цинично добивавшимся поставленной цели —
раскрыть сфабрикованную им же самим, якобы существующую в резерве еще с военных лет
вражескую агентурную сеть, раскрыть, чтобы, ликвидировав, защитить государственную
безопасность.