Page 196 - Белый пароход

В том большом письме Афанасий Иванович сообщал, что премного доволен скорым
рассмотрени-ем дела Абуталипа и рад его реабилитации. Что сам факт этот — доброе знамение
времени. И, как он выразился, это наша победа над самими собой.
Писал он далее, что, после того как Едигей уехал, он еще раз побывал в тех учреждениях,
которые они посетили с Едигеем, и узнал важные новости. Во-первых, следователь Тансыкбаев
снят с работы, разжалован, лишен полученной награды и привлекается к ответственности. Во-
вторых, писал он, как сообщили ему, семья Абуталипа Куттыбаева проживает, оказывается, в
Павлодаре. (Вон в какую даль занесло!) Зарипа работает учительницей в школе. Семейное
положение в настоящее время — замужняя. Вот такие официальные сведения поступили с ее
местожительства. И еще, писал он, твои подозрения, Едигей, насчет того ревизора оправдались в
ходе пересмотра дела,оказывается, это именно он сочинил донос на Абуталипа Куттыбаева.
«Почему он это сделал, что его побудило на такое злодеяние? Я много размышлял об этом,
припоминая то, что знал из подобных историй, и то, что ты мне рассказывал, Едигей. Представив
себе все это, я пытался понять мотивы его поступка. Нет, мне трудно ответить. Я не могу
объяснить, чем была вызвана такая ненависть с его стороны к совершенно постороннему для
него человеку — Абуталипу Куттыбаеву. Возможно, это такая болезнь, эпидемия, поражающая
людей в какой-то период истории. А возможно, подобное губитель-ное свойство изначально
таится в человеке — зависть, исподволь опустошающая душу и приводящая к жестокости. Но
какую зависть могла вызвать фигура Абуталипа? Для меня это остается загадкой. А что касается
способа расправы, то он стар, как мир. В свое время стоило лишь донести на кого-то, что он
еретик, и такого на базарах Бухары забивали камнями, а в Европе сжигали на костре. Об этом мы
с тобой много говорили, Едигей, в твой приезд. После выяснения фактов по пересмотру Абутали-
пова дела лишний раз убеждаюсь: долго еще предстоит людям изживать в себе этот порок —
ненависть к личности в человеке. Как долго — даже трудно предугадать. Вопреки., всему этому
славлю я жизнь за то, что справедливость неистребима на земле. Вот и в этот раз снова
восторжествовала она. Пусть дорогой ценой, но восторжествовала! И так будет всегда, покуда
мир стоит. Я доволен, Едигей, что добился ты справедливости бескорыстно…»
Многие дни ходил Едигей под впечатлением письма. И удивлялся Едигей себе — тому, как
изменился он сам, нечто прибавилось, словно уяснилось в нем. Тогда он и подумал впервые, что,
должно быть, пришла пора готовиться к грядущей не за горами старости…
Елизаровское письмо явилось для него неким рубежом — жизнь до письма и после. Все, что
было до письма, — отошло, подернулось дымкой, удаляясь, как берег с моря, все, что после, —
спокойно протекало изо дня в день, напоминая, что оно будет длиться долго, но не бесконечно.
Но главное — из письма он узнал о том, что Зарипа была уже замужем. Это известие еще раз
заставило его пережить тяжкие минуты. Успокаивал он себя тем, что знал, каким-то образом
предчувствовал, что она вышла замуж, хотя и не знал, где она, что с детьми и как живется ей
среди других людей. Особенно остро и неотступно почувствовал он это по пути, когда
возвращался поездом домой. Трудно сказать, отчего такое пришло в голову. Но вовсе не потому,
что на душе было плохо. Наоборот, из Алма-Аты Едигей уезжал в приподнятом, хорошем
настроении. Везде, где они побывали с Елизаровым, их принимали с пониманием и
доброжелательностью. И это уже само по себе вселяло уверенность в правоте помыслов и
надежду на добрый исход дела. Так оно потом и оказалось. А в тот день, когда Едигей уезжал из
Алма-Аты, Елизаров повел его обедать в привокзальный ресторан. Времени до отхода поезда
было предостаточно, и они славно посидели, и выпили, и потолковали по душам на прощание. В
том разговоре, как понял Едигей, Афанасий Иванович высказал свою сокровенную думу. Он,
бывший московский комсомолец, очутившийся еще в двадцатые годы в Туркестанском крае,
боровшийся с басмачами, да так и осевший здесь на всю жизнь, занявшись геологической