Page 200 - Белый пароход

— Это наш, наше сарозекский кладбищ. И мы, мы, сарозекский народ, имеем право хоронить
здесь своя людей. Когда здесь хоронит очень давно Найман-Ана, никто не знал, что будет такой
закрытый зон.
— Я не намерен вступать с вами в спор, — заявил на то лейтенант Тансыкбаев. — Как
начальник караульной службы на данное время, я еще раз заявляю — на территорию охраняемой
зоны никакого доступа ни по каким причинам нет и не будет.
Наступило молчание. «Только бы выдержать, только бы не обругать его!» Заклиная себя,
Буранный Едигей глянул мельком на небо и опять увидел того коршуна, плавно кружащего в
отдалении. И опять позавидовал он этой спокойной и сильной птице. И решил, что дальше нечего
испытывать судьбу, придется убираться, не лезть же силой. И, глянув еще раз на коршуна,
Едигей сказал:
— Товарищ лейтенант, мы уйдем. Но передай, кто там у вас, генерал или еще больше, — так
нельзя! Я, как старый солдат, говорю — это неправильно.
— Что правильно, что нет — обсуждать приказ свыше я не имею права. И чтобы в дальнейшем
вы знали, мне велено передать: это кладбище подлежит ликвидации.
— Ана-Бейит? — поразился Длинный Эдильбай.
— Да. Если оно так называется.
— А почему? Кому мешает это кладбище? — возмутился Длинный Эдильбай.
— Там будет новый микрорайон.
— Чудеса! — развел руками Длинный Эдильбай. — Вам больше негде, места не хватает?
— Так предусмотрено по плану.
— Слушай, а кто твой отец? — спросил в упор Буранный Едигей лейтенанта Тансыкбаева.
Тот очень удивился:
— Это еще зачем? Какое ваше дело?
— А такое, что не должен ты говорить нам о том, о чем должен был сказать там, где задумали
уничтожить наше кладбище. Или твои отцы не умирали, или ты сам никогда не умрешь?
— Это не имеет никакого отношения к делу.
— Хорошо, давай по делу. Тогда давай, товарищ лейтенант, кто у вас самый главный, пусть
меня выслушает, я требую, чтобы разрешили мне сказать жалобу самому главному вашему
начальнику. Скажи, что старый фронтовик, сарозекский житель Едигей Жангельдин хочет
сказать ему пару слов.
— Этого я сделать не могу. Мне указано, как поло жено действовать.
— А что ты можешь? — опять вмешался зять-алкоголик. И сказал с отчаяния: — Милица на
базаре и то лучше!
— Прекратите безобразие! — выпрямился, бледнея, начальник по караулу.Прекратите!
Уберите этого от шлагбаума и освободите дорогу от тракторов!
Едигей и Длинный Эдильбай схватили зятя-алкоголика и потащили его прочь, к тракторам на
дороге, а он продолжал кричать, оглядываясь:
— Саган жол да жетпейди, саган жер да жетпейди! Урдым сендейдин аузын! [29]
Сабитжан, который все это время отмалчивался, мрачно прохаживаясь в стороне, тут решил
проявить себя, выступив навстречу:
— Ну что? От ворот поворот! Так оно и должно было быть. Разбежались. Ана-Бейит! И только!
А теперь вот как побитые собаки!
— Это кто побитая собака? — кинулся к нему разошедшийся не на шутку зять-алкоголик. —
Если есть среди нас собака, то это ты, сволочь! Какая разница — тот, что стоит там или ты? А
еще бахвалишься — я государственный человек! Да ты никакой не человек.