Page 204 - Белый пароход

дергаться и отошел в сторону, а люди принялись что-то докапывать на дне ямы. Верблюд был на
месте, однако рыжей собаки не было видно. Куда она могла деться? Коршун подлетел поближе и,
описывая плавный круг над обрывом, поворачивая голову то направо, то налево, увидел
наконец, что рыжая собака лежала под прицепом, растянувшись у самых колес. Собака валялась
себе, отдыхая, а может быть, дремала, и дела ей не было до коршуна. Сколько летал он сегодня
над ней, а она даже ни разу не взглянула в небо. Суслик и тот, привстав столбиком, вначале
оглядится вокруг и посмот-рит вверх, нет ли опасности какой. А собака приспособилась к житью
возле людей и ничего не боится, и никаких тебе забот. Вон как разлеглась! Коршун завис на
мгновение, напрягся и выпустил из-под хвоста резкую, как выстрел, зеленовато-белую струю в
сторону собаки. Вот, мол, на тебе!
Что-то шмякнулось сверху на рукав Буранного Едигея. То был птичий помет. Откуда бы?
Едигей стряхнул помет с рукава, поднял голову. «Опять белохвост, все тот же. Уже в который раз
над головой. К чему бы это? Ишь как хорошо ему. Плывет, качается по воздуху». Мысль его
прервал голос Длинного Эдильбая со дна ямы.
— Ну что, Едике, ты посмотри! Хватит или еще копать?
Едигей хмуро склонился над краем могилы.
— Отойди в тот угол, — попросил он Длинного Эдильбая, — а ты, Калибек, вылезай пока.
Спасибо тебе. Ну что ж, вроде бы глубина достаточная. И все-таки, Эдильбай, еще чуток
расширить надо казанак, пусть будет попросторней.
Отдав эти распоряжения, Буранный Едигей взял малую канистру с водой и, отойдя за
экскаватор, совершил омовение, как и полагалось перед молитвой. И тогда душа его более или
менее водворилась на место — пусть не удалось похоронить Казангапа на Ана-Бейите, но как бы
то ни было — избежали большого позора: не приволокли покойника непогребенным домой. Не
прояви он настойчивости, так бы оно и получилось. Теперь надо было как-то уложиться во
времени, чтобы до наступления темноты успеть вернуться на Боранлы-Буранный. Дома, конечно,
ждут и будут беспокоиться из-за их задерж-ки. Обещали ведь вернуться не позднее шести, к
тому времени готовились поминки. Но уже было полпятого. Еще предстояли захоронение и
дорога по сарозекам. Даже при быстрой езде это часа на два. Однако спешить, комкать похороны
тоже было не след. В крайнем случае помянут поздно вечером. Ничего не поделаешь…
После омовения Едигей почувствовал себя облеченным совершить последний ритуал.
Прикрутив пробку канистры, он появился из-за экскаватора со значительным выражением лица,
важно разглаживая бороду.
— Сын усопшего раба божьего Казангапа Сабитжан, встань с левой стороны от меня, а вы
четверо принесите тело на край могилы, положите покойника головой к закату, — произнес он
несколько торжест-венным голосом. И когда все было сделано, сказал: — А теперь обратимся все
в сторону священной Каабы. Раскройте ладони перед собой, думайте о боге, чтобы слова и
помыслы наши были услышаны им в такой час.
Как ни странно, никаких смешков и бормотаний за спиной у себя Едигей не уловил. И был тем
доволен, а ведь могли же сказать: брось, старик, голову морочить, какой ты, к шутам, мулла,
давай лучше прикопаем мертвеца побыстрей да вернемся домой. Мало того, Едигей взял на себя
смелость приносить молитву на погребении стоя, а не сидя, ибо слышал от знающих людей, что в
арабских странах, откуда пришла религия, молятся на кладбищах, стоя во весь рост. Так это или
не так, но хотелось Едигею быть поближе головой к небесам.
Но, прежде чем начать обряд, кланяясь во вступлении к нему правой и левой сторонам света
и таким же наклоном головы земле и небу и тем самым кланяясь творцу за незыблемое устроение
мира, в котором человек возникает случайно, а исчезает с неизменностью наступления дня и
ночи, опять же увидел Буран-ный Едигей коршуна-белохвоста перед собой. Тот планировал