Page 141 - И дольше века длится день

так и не придется увидеть своих хотя бы в окно. Эта мысль сверлила его мозг.
— Ты что молчишь? Я тебя спрашиваю, ты понимаешь, о чем речь? — допытывался
Тансыкбаев.
Абуталип кивнул головой. Конечно, он понимал, о чем речь.
— Ну, вот так бы давно! — Тансыкбаев истолковал кивок как знак согласия, он встал,
подошел к Абуталипу и даже положил ему руку на плечо. Я знал, что ты неглупый джигит,
что ты выйдешь на правильный путь. Значит, мы с тобой договорились. И ни в чем не
сомневайся. Делай все, как я скажу. Самое главное — не волнуйся на очной ставке, гляди в
глаза и говори все, как есть. Попов — резидент, с сорок четвертого года завербован
английской разведкой, перед депортацией был на совещании у самого Тито, имеет
долгосрочное задание на случай волнений. Все, этого достаточно. Теперь насчет этого
татарина Сейфулина, значит, так, Сейфулин — правая рука Попова. И все — этого хватит.
Остальное мы сами. Делай заявления и не сомневайся. Тебе ничего не грозит. Абсолютно
ничего. Я тебя не подведу. Так, стало быть. С врагами у нас разговор короткий — врагов
ликвидируем. С друзьями сотрудничаем — делаем скидку. Запомни. И еще запомни, со мной
шутки плохи. А что ты такой бледный, потный какой-то, тебе что, нездоровится? Душно?
— Да, плохо себя чувствую, — сказал Абуталип, преодолевая приступ головокружения
и тошноты, точно он отравился дурной пищей.
— Ну, если так, не стану тебя задерживать. Сейчас пойдешь к себе и отдыхай до самого
Оренбурга. Но в Оренбурге чтобы как штык. Понял? На очной ставке чтобы никаких
шатаний. Никаких «не помню, не знаю, забыл» и прочее… Все, как есть, выкладывай, и
баста. А остальное пусть тебя не волнует. Остальное мы сами. Вот так. Сейчас не будем
заниматься писаниной, иди отдыхай, а по итогам очной ставки в Оренбурге подпишем
бумаги, как требуется. Подпишешь показания. А сейчас иди. Считаю, что мы с тобой обо
всем договорились. — С этими словами Тансыкбаев отправил Абуталипа в его арестантское
купе.
И с этого момента, как бы от нового рубежа, для Абуталипа началась какая-то особая
жизнь. Ему показалось, что поезд ускорил свой бег. За окном стремительно мелькали хорошо
знакомые места, до Боранлы-Буранного оставались считанные минуты. Надо было
успокоиться, взять себя в руки и ждать, быть готовым к любому для себя исходу, но прежде
всего надо было умерить скорость поезда. «Надо, чтобы поезд шел медленнее», — подумал
Абуталип, заклиная некую силу, и вскоре почувствовал, или ему так показалось, что поезд
вроде бы стал сбавлять скорость, за окном прекратилось раздражающее мелькание. И тогда
он сказал себе: «Все будет, как я прошу!» — и немного успокоился, перестал задыхаться;
приникнув к решетчатому окну, он стал ждать.
Поезд и в самом дел подходил к разъезду Боранлы-Буранный, куда беда пригнала
Абуталипа изгоем, где он прижился и мечтал, пока дети подрастут, переждать невзгоды
истории. Но и этому оказалось не суждено сбыться. Семья осталась брошенной на произвол
судьбы, а сам он проезжал теперь мимо в арестантском вагоне.
Абуталип всматривался в окно с таким напряжением, будто должен был запомнить
увиденное на всю жизнь, до последнего вздоха, до последнего света в глазах. И все, что он
видел в тот предполуденный час февральской зимы: сугробы, прогалины у железной дороги,
местами оголившуюся, местами заснеженную степь — он воспринимал, как святое
видение, — с трепетом, мольбой и любовью. Вот пригорок, вот ложбинка, вот тропка, по
которой они с Зарипой ходили на ремонт путей с инструментом на плечах, вот полянка, где
летом бегала детвора баранлинская и его мальчишки Даул и Эрмек… А вот кучка
верблюдов, а вот там еще пара, и один из них — едигеевский Каранар, его же издали можно
отличить, все такой же могучий, неспешно бредет себе куда-то; но что это — снег пошел
вдруг, в воздухе за окном заметались снежинки, ну, конечно, ведь с утра небо набухало
тучами, значит, быть непогоде, но чуточку бы погодил снежок, совсем чуточку, ведь видны
уже загоны верблюжьи и первая крыша с дымом из трубы, а вот и стрелка, поезд переходит
на запасную колею, колеса перестукивают на стыках, и стрелочник у будки с флажком, так