Page 144 - И дольше века длится день

— Что значит бросился? Как бросился? — неистово тряс надзирателя Тансыкбаев.
— Когда мы подошли к путям, слева и справа маневровые двигались, — начал
сбивчиво объяснять конвоир. — Там же состав передвигали. Туда-сюда… Ну, мы и
остановились, чтобы переждать… А заключенный вдруг размахнулся вещмешком, ударил
меня по голове, а сам кинулся прямо под паровоз, под колеса…
Все в полной растерянности от неожиданности происшедшего молчали. Тансыкбаев
стал лихорадочно собираться к выходу.
— Гад такой, сволочь, выкрутился! — выругался он с дрожью в голосе. Все дело
сорвал! А! Надо же! Ушел ведь, ушел! — и отчаянно махнул рукой, налил себе полный
стакан водки.
Его оренбургские коллеги, однако, не преминули предупредить конвоира, что всю
ответственность за случившееся несет конвой…

* * *

В самых последних числах февраля ездил Казангап в Кумбель проведать Сабитжана в
интернате. Ездил верхом на верблюде. В проходящих товарняках зимой слишком уже
холодно было добираться. В вагоны не залезешь, запрещено, а на открытых площадках ветер
невыносимый. На верблюде же, тепло одевшись, можно при хорошем ходе спокойно за день
съездить туда и обратно и дела успеешь сделать.
Казангап вернулся в тот день к вечеру. Пока он спешивался, Едигей еще подумал —
что-то не в духе Казангап, что-то уж очень мрачен, сын, наверно, нашкодил в интернате, да и
устал, должно быть, трюхать верхом туда-сюда.
— Ну, как съездил? — подал голос Едигей.
— Да ничего, — глухо отозвался Казангап, занятый своей поклажей. Потом обернулся
и, подумав, сказал: — Ты сейчас дома будешь?
— Дома.
— Дело есть. Я сейчас зайду к тебе.
— Заходи.
Казангап не заставил себя ждать. Пришел вместе со своей Букей. Сам впереди, жена
следом. Оба они были чем-то очень озабочены. У Казангапа был усталый вид, шея еще
больше вытянулась, плечи обвисли, усы поникли. Толстая Букей одышливо дышала, словно
бы сердце так колотилось, что не могла продохнуть.
— Вы что такие, вы, часом, не поругались? — посмеялась Укубала. Мириться пришли.
Садитесь.
— Если бы поругались, — набрякшим голосом ответила Букей, все так же тяжело
дыша. Оглядываясь по сторонам, Казангап поинтересовался:
— А девчушки ваши где?
— У Зарипы играют с ребятами, — ответил Едигей. — А зачем они тебе?
— Вести у меня плохие, — промолвил Казангап, глянув на Едигея и Укубалу. — Дети
пусть пока не знают. Беда большая. Умер наш Абуталип!
— Да ты что?! — подскочил Едигей, а Укубала, коротко вскрикнув, зажала ладонью
рот и побелела как стена.
— Умер! Умер! Несчастные дети, несчастные сироты! — полухрипом-полушепотом
запричитала Букей.
— Как умер? — все еще не веря услышанному, испуганно придвинулся Едигей к
Казангапу.
— Бумага такая пришла на станцию.
И все они вдруг замолчали, не глядя друг на друга.
— Ой, горе! Ой, горе! — схватилась за голову Укубала и застонала, раскачиваясь из
стороны в сторону…
— Где эта бумага? — спросил наконец Едигей.