Page 199 - И дольше века длится день
P. 199
только! А теперь вот как побитые собаки!
— Это кто побитая собака? — кинулся к нему разошедшийся не на шутку зять-
алкоголик. — Если есть среди нас собака, то это ты, сволочь! Какая разница — тот, что стоит
там или ты? А еще бахвалишься — я государственный человек! Да ты никакой не человек.
— А ты, пьянчуга, язык-то придержи! — крикливо пригрозил Сабитжан, чтобы слышно
было и на посту. — Я бы на их месте за такие слова упек бы тебя куда подальше, чтоб духу
твоего близко не было! Какая польза обществу, уничтожать надо таких, как ты!
С этими словами Сабитжан повернулся спиной, плевать, мол, мне на тебя и тех, кто с
тобой, и, проявляя вдруг активность, по-хозяйски, громко и требовательно стал
распоряжаться, приказывая трактористам:
— А вы что разинули рты? А ну заводите трактора! Как приехали, так и уедем! К
чертовой матери! Давай поворачивай! Хватит! Побыл в дураках! Послушался других.
Калибек завел свой трактор и стал осторожно разворачивать прицеп на выезд, тем
временем зять-алкоголик вскочил в тележку, снова занял свое место возле покойника. А
Жумагали ждал, пока Буранный Едигей отвяжет своего Каранара от ковша экскаватора. Видя
это, Сабитжан, однако, не воздержался, а, наоборот, заторопил:
— А ты чего не заводишь? Давай заводи! Нечего! Крути назад! Похоронил, называется!
Я ведь сразу был против! А теперь хватит! Крути домой!
Пока Буранный Едигей садился на верблюда — надо было вначале заставить его
прилечь, потом взгромоздиться в седло и поднять его на ноги, — трактора пошли вперед, в
обратный путь. Покатили по своим же следам. И даже ждать не стали. Это Сабитжан, сидя в
первом тракторе, торопил…
А в небе кружил все тот же коршун. Наблюдая свысока за рыжей собакой, почему-то
раздражавшей его своим бесцельным поведением, коршун следил за ней. Непонятно было,
почему собака не побежала, когда двинулись трактора, вперед, а осталась возле человека с
верблюдом, ждала, пока он сядет верхом, и потом потрусила за ним.
Люди на тракторах, следом верховой на верблюде, а за ним рыжая собака, бегущая
скоком, снова двинулись по сарозекам в направлении обрыва Малакумдычап, где на уступе в
одной из глухих промоин грунта было коршунье гнездо. В другое бы время коршун
заволновался, роняя тревожные выкрики, держался бы вроде на отдалении, но не спускал бы
глаз с пришельцев, убыстряя полет, позвал бы свою подругу, что охотилась по-соседству на
своих законных землях, чтобы и она присоединилась к нему на всякий случай, если
потребуется защищать гнездо, но на этот раз коршун-белохвост нисколько не беспокоился —
птенцы давно уже оперились и покинули гнездо. С каждым днем укрепляя крылья,
янтарноглазые, горбатоклювые коршунята уже вели самостоятельную жизнь, имели свои
владения в сарозекской округе и теперь не очень-то дружелюбно встречали старого коршуна,
когда он заглядывал мимоходом в их края…
Коршун следил за людьми, повернувшими в обратный путь, по привычке видеть все,
что происходит в пределах его угодий. И особенно вызывала любопытство рыжая лохматая
собака, неотлучно находящаяся при людях. Что связывало ее с ними, почему она не
охотилась сама по себе, а бегала, виляя хвостом, за теми, кто занят был своими делами?
Зачем ей такая жизнь? И еще привлекали внимание коршуна какие-то блестящие предметы
на груди человека, едущего на верблюде. Именно поэтому коршун сразу заметил, как
человек на верблюде, следовавший за тракторами, вдруг резко свернул в сторону и пошел
суходолом наискось, обгоняя трактора наперерез, пока они огибали суходол. Он погонял
верблюда все быстрей и быстрей, размахивая плетью, блестящие предметы на груди его
подпрыгивали и позвякивали, верблюд резво бежал, широко и длинно выкидывая ноги, а
рыжая собака припустила галопом…
Так продолжалось некоторое время, пока человек на верблюде не обогнал стороной
трактора и не остановился поперек пути на въезде в каньон Малакумдычапа. И трактора
затормозили перед ним.
— Что? Что случилось еще? — выглянул из кабины Сабитжан.