Page 87 - Петербурские повести

коммерческих оборотов. Словом, он был помещик как следует... Изрядный помещик. Кроме
него, на обеде у генерала было несколько и других помещиков, но об них нечего говорить.
Остальные были все военные того же полка и два штаб-офицера: полковник и довольно
толстый майор. Сам генерал был дюж и тучен, впрочем хороший начальник, как отзывались
о нем офицеры. Говорил он довольно густым, значительным басом. Обед был чрезвычайный:
осетрина, белуга, стерляди, дрофы, спаржа, перепелки, куропатки, грибы доказывали, что
повар еще со вчерашнего дня не брал в рот горячего, и четыре солдата с ножами в руках
работали на помощь ему всю ночь фрикасеи и желеи . Бездна бутылок, длинных с лафитом,
короткошейных с мадерою, прекрасный летний день, окна, открытые напролет, тарелки со
льдом на столе, отстегнутая последняя пуговица у господ офицеров, растрепанная манишка у
владетелей укладистого фрака, перекрестный разговор, покрываемый генеральским голосом
и заливаемый шампанским, – всё отвечало одно другому. После обеда все встали с приятною
тяжестью в желудках и, закурив трубки с длинными и короткими чубуками, вышли с
чашками кофию в руках на крыльцо.
У генерала, полковника и даже майора мундиры были вовсе расстегнуты, так что
видны были слегка благородные подтяжки из шелковой материи, но господа офицеры,
сохраняя должное уважение, пребыли с застегнутыми, выключая трех последних пуговиц.
– Вот ее можно теперь посмотреть, – сказал генерал. – Пожалуйста, любезнейший, –
примолвил он, обращаясь к своему адъютанту, довольно ловкому молодому человеку
приятной наружности, – прикажи, чтобы привели сюда гнедую кобылу! Вот вы увидите
сами. – Тут генерал потянул из трубки и выпустил дым. – Она еще не слишком в холе:
проклятый городишко, нет порядочной конюшни. Лошадь, пуф, пуф, очень порядочная!
– И давно, ваше превосходительство, пуф, пуф, изволите иметь ее? – сказал
Чертокуцкий.
– Пуф, пуф, пуф, пу... пуф, не так давно. Всего только два года, как она взята мною с
завода!
– И получить ее изволили объезженную или уже здесь изволили объездить?
– Пуф, пуф, пу, пу, пу... у... у... ф, здесь, – сказавши это, генерал весь исчезнул в дыме.
Между тем из конюшни выпрыгнул солдат, послышался стук копыт, наконец показался
другой, в белом балахоне, с черными огромными усами, ведя за узду вздрагивавшую и
пугавшуюся лошадь, которая, вдруг подняв голову, чуть не подняла вверх присевшего к
земле солдата вместе с его усами. «Ну ж, ну! Аграфена Ивановна!» – говорил он, подводя ее
под крыльцо.
Кобыла называлась Аграфена Ивановна; крепкая и дикая, как южная красавица, она
грянула копытами в деревянное крыльцо и вдруг остановилась.
Генерал, опустивши трубку, начал смотреть с довольным видом на Аграфену
Ивановну. Сам полковник, сошедши с крыльца, взял Аграфену Ивановну за морду. Сам
майор потрепал Аграфену Ивановну по ноге, прочие пощелкали языком.
Чертокуцкий сошел с крыльца и зашел ей взад. Солдат, вытянувшись и держа узду,
глядел прямо посетителям в глаза, будто бы хотел вскочить в них.
– Очень, очень хорошая, – сказал Чертокуцкий, – статистая лошадь! А позвольте, ваше
превосходительство, узнать, как она ходит?
– Шаг у нее хорош; только... черт его знает... этот дурак фершел дал ей каких-то
пилюль, и вот уже два дня всё чихает.
– Очень, очень хороша. А имеете ли, ваше превосходительство, соответствующий
экипаж?
– Экипаж?.. Да ведь это верховая лошадь.
– Я это знаю; но я спросил ваше превосходительство для того, чтобы узнать, имеете ли
и к другим лошадям соответствующий экипаж.
– Ну, экипажей у меня не слишком достаточно. Мне, признаться вам сказать, давно
хочется иметь нынешнюю коляску. Я писал об этом к брату моему, который теперь в
Петербурге, да не знаю, пришлет ли он, или нет.