Page 88 - Петербурские повести
P. 88
– Мне кажется, ваше превосходительство, – заметил полковник, – нет лучше коляски,
как венская.
– Вы справедливо думаете, пуф, пуф, пуф.
– У меня, ваше превосходительство, есть чрезвычайная коляска настоящей венской
работы.
– Какая? Та, в которой вы приехали?
– О нет. Это так, разъездная, собственно для моих поездок, но та... это удивительно,
легка как перышко; а когда вы сядете в нее, то просто как бы, с позволения вашего
превосходительства, нянька вас в люльке качала!
– Стало быть, покойна?
– Очень, очень покойна; подушки, рессоры – это всё как будто на картинке нарисовано.
– Это хорошо.
– А уж укладиста как! то есть я, ваше превосходительство, и не видывал еще такой.
Когда я служил, то у меня в ящики помещалось десять бутылок рому и двадцать фунтов
табаку; кроме того, со мною еще было около шести мундиров, белье и два чубука, ваше
превосходительство, такие длинные, как, с позволения сказать, солитер, а в карманы можно
целого быка поместить.
– Это хорошо.
– Я, ваше превосходительство, заплатил за нее четыре тысячи.
– Судя по цене, должна быть хороша; и вы купили ее сами?
– Нет, ваше превосходительство; она досталась по случаю. Ее купил мой друг, редкий
человек, товарищ моего детства, с которым бы вы сошлись совершенно; мы с ним – что твое,
что мое, всё равно. Я выиграл ее у него в карты. Не угодно ли, ваше превосходительство,
сделать мне честь пожаловать завтра ко мне отобедать, и коляску вместе посмотрите.
– Я не знаю, что вам на это сказать. Мне одному как-то... Разве уж позволите вместе с
господами офицерами?
– И господ офицеров прошу покорнейше. Господа, я почту себе за большую честь
иметь удовольствие видеть вас в своем доме!
Полковник, майор и прочие офицеры отблагодарили учтивым поклоном.
– Я, ваше превосходительство, сам того мнения, что если покупать вещь, то
непременно хорошую, а если дурную, то нечего и заводить. Вот у меня, когда сделаете мне
честь завтра пожаловать, я покажу кое-какие статьи, которые я сам завел по хозяйственной
части.
Генерал посмотрел и выпустил изо рту дым.
Чертокуцкий был чрезвычайно доволен, что пригласил к себе господ офицеров; он
заранее заказывал в голове своей паштеты и соусы, посматривал очень весело на господ
офицеров, которые также с своей стороны как-то удвоили к нему свое расположение, что
было заметно из глаз их и небольших телодвижений вроде полупоклонов. Чертокуцкий
выступал вперед как-то развязнее, и голос его принял расслабление: выражение голоса,
обремененного удовольствием.
– Там, ваше превосходительство, познакомитесь с хозяйкой дома.
– Мне очень приятно, – сказал генерал, поглаживая усы.
Чертокуцкий после этого хотел немедленно отправиться домой, чтобы заблаговременно
приготовить всё к принятию гостей к завтрашнему обеду; он взял уже было и шляпу в руки,
но как-то так странно случилось, что он остался еще на несколько времени. Между тем уже в
комнате были расставлены ломберные столы. Скоро всё общество разделилось на четверные
партии в вист и расселось в разных углах генеральских комнат.
Подали свечи. Чертокуцкий долго не знал, садиться или не садиться ему за вист. Но как
господа офицеры начали приглашать, то ему показалось очень несогласно с правилами
общежития отказаться. Он присел. Нечувствительно очутился перед ним стакан с пуншем,
который он, позабывшись, в ту же минуту выпил. Сыгравши два роберта, Чертокуцкий опять
нашел под рукою стакан с пуншем, который тоже, позабывшись, выпил, сказавши наперед: