Page 90 - Петербурские повести
P. 90

четвероместная;  в  ней  сидел  майор  с  генеральским  адъютантом  и  еще  двумя  насупротив
               сидевшими офицерами; за коляской следовали известные всем полковые дрожки, которыми
               владел на этот раз тучный майор; за дрожками четвероместный бонвояж, в котором сидели
               четыре  офицера  и  пятый  на  руках;  за  бонвояжем  рисовались  три  офицера  на  прекрасных
               гнедых лошадях в темных яблоках.
                     «Неужели  это  к  нам? –  подумала  хозяйка  дома. –  Ах,  Боже  мой!  в  самом  деле  они
               поворотили на мост!» Она вскрикнула, всплеснула руками и побежала чрез клумбы и цветы
               прямо в спальню своего мужа. Он спал мертвецки.
                     – Вставай, вставай! вставай скорее! – кричала она, дергая его за руку.
                     – А? – проговорил, потягиваясь, Чертокуцкий, не раскрывая глаз.
                     – Вставай, пульпультик! слышишь ли? гости!
                     – Гости, какие гости? – сказавши это, он испустил небольшое мычание, какое издает
               теленок, когда ищет мордою сосцов своей матери. – Мм... – ворчал он, – протяни, моньмуня,
               свою шейку! я тебя поцелую.
                     – Душенька, вставай ради Бога, скорей. Генерал с офицерами! Ах, Боже мой, у тебя в
               усах репейник.
                     – Генерал? А, так он уже едет? Да что же это, черт возьми, меня никто не разбудил? А
               обед, что ж обед, всё ли там как следует готово?
                     – Какой обед?
                     – А я разве не заказывал?
                     – Ты? ты приехал в четыре часа ночи, и, сколько я ни спрашивала тебя, ты ничего не
               сказал мне. Я тебя, пульпультик, потому не будила, что мне жаль тебя стало: ты ничего не
               спал... – Последние слова сказала она чрезвычайно томным и умоляющим голосом.
                     Чертокуцкий,  вытаращив  глаза,  минуту  лежал  на  постеле  как  громом  пораженный.
               Наконец вскочил он в одной рубашке с постели, позабывши, что это вовсе неприлично.
                     – Ах я лошадь! – сказал он, ударив себя по лбу. – Я звал их на обед. Что делать? далеко
               они?
                     – Я не знаю... они должны сию минуту уже быть.
                     –  Душенька...  спрячься!..  Эй,  кто  там!  ты,  девчонка!  ступай,  чего,  дура,  боишься?
               Приедут офицеры сию минуту. Ты скажи, что барина нет дома, скажи, что и не будет совсем,
               что еще с утра выехал, слышишь? И дворовым всем объяви, ступай скорее!
                     Сказавши  это,  он  схватил  наскоро  халат  и  побежал  спрятаться  в  экипажный  сарай,
               полагая там положение свое совершенно безопасным. Но, ставши в углу сарая, он увидел,
               что и здесь можно было его как-нибудь увидеть. «А вот это будет лучше», – мелькнуло в его
               голове, и он в одну минуту отбросил ступени близ стоявшей коляски, вскочил туда, закрыл
               за  собою  дверцы,  для  большей  безопасности  закрылся  фартуком  и  кожею  и  притих
               совершенно, согнувшись в своем халате.
                     Между тем экипажи подъехали к крыльцу.
                     Вышел  генерал  и встряхнулся, за ним полковник, поправляя  руками султан на своей
               шляпе.  Потом  соскочил  с  дрожек  толстый  майор,  держа  под  мышкою  саблю.  Потом
               выпрыгнули  из  бонвояжа  тоненькие  подпоручики  с  сидевшим  на  руках  прапорщиком,
               наконец сошли с седел рисовавшиеся на лошадях офицеры.
                     – Барина нет дома, – сказал, выходя на крыльцо, лакей.
                     – Как нет? стало быть, он, однако ж, будет к обеду?
                     – Никак нет. Они уехали на весь день. Завтра разве около этого только времени будут.
                     – Вот тебе на! – сказал генерал. – Как же это?..
                     – Признаюсь, это штука, – сказал полковник смеясь.
                     – Да нет, как же этак делать? – продолжал генерал с неудовольствием. – Фить... Черт...
               Ну, не можешь принять, зачем напрашиваться?
                     –  Я,  ваше  превосходительство,  не  понимаю,  как  можно  это  делать, –  сказал  один
               молодой офицер.
                     –  Что? –  сказал  генерал,  имевший  обыкновение  всегда  произносить  эту
   85   86   87   88   89   90   91   92   93   94   95