Page 13 - Похождения бравого солдата Швейка
P. 13
Панкраце… Приведу вам ещё один пример, как полицейская собака, овчарка знаменитого
ротмистра Роттера, ошиблась в Кладно. Ротмистр Роттер дрессировал собак и тренировал их
на бродягах до тех пор, пока все бродяги не стали обходить Кладненский район стороной.
Тогда Роттер приказал, чтобы жандармы, хоть тресни, привели какого-нибудь
подозрительного человека. Вот привели к нему однажды довольно прилично одетого
человека, которого нашли в Ланских лесах. Он сидел там на пне. Роттер тотчас приказал
отрезать кусок полы от его пиджака и дал этот кусок понюхать своим ищейкам. Потом того
человека отвели на кирпичный завод за городом и пустили по его следам этих самых
дрессированных собак, которые его нашли и привели назад. Затем этому человеку велели
залезть по лестнице на чердак, прыгнуть через каменный забор, броситься в пруд, а собак
спустили за ним. Под конец выяснилось, что человек этот был депутат-радикал, который
поехал погулять в Ланские леса, когда ему опротивело сидеть в парламенте. Вот поэтому-то
я и говорю, что всем людям свойственно ошибаться, будь то учёный или дурак
необразованный. И министры ошибаются.
Судебная медицинская комиссия, которая должна была установить, может ли Швейк,
имея в виду его психическое состояние, нести ответственность за все те преступления, в
которых он обвиняется, состояла из трёх необычайно серьёзных господ, причём взгляды
одного совершенно расходились со взглядами двух других. Здесь были представлены три
разные школы психиатров.
И если в случае со Швейком три противоположных научных лагеря пришли к полному
соглашению, то это следует объяснить единственно тем огромным впечатлением, которое
произвёл Швейк на всю комиссию, когда, войдя в зал, где должно было происходить
исследование его психического состояния, и заметив на стене портрет австрийского
императора, громко воскликнул: «Господа, да здравствует государь император Франц-Иосиф
Первый!»
Дело было совершенно ясно. Благодаря сделанному Швейком, по собственному
почину, заявлению целый ряд вопросов отпал и осталось только несколько важнейших.
Ответы на них должны были подтвердить первоначальное мнение о Швейке, составленное
на основе системы доктора психиатрии Кадлерсона, доктора Гевероха и англичанина
Вейкинга.
— Радий тяжелее олова?
— Я его, извиняюсь, не вешал, — со своей милой улыбкой ответил Швейк.
— Вы верите в конец света?
— Прежде я должен увидеть этот конец. Но, во всяком случае, завтра его ещё не
будет, — небрежно бросил Швейк.
— А вы могли бы вычислить диаметр земного шара?
— Извиняюсь, не смог бы, — сказал Швейк. — Однако мне тоже хочется, господа,
задать вам одну загадку, — продолжал он. — Стоит четырёхэтажный дом, в каждом этаже по
восьми окон, на крыше — два слуховых окна и две трубы, в каждом этаже по два
квартиранта. А теперь скажите, господа, в каком году умерла у швейцара бабушка?
Судебные врачи многозначительно переглянулись. Тем не менее один из них задал ещё
такой вопрос:
— Не знаете ли вы, какова наибольшая глубина в Тихом океане?
— Этого, извините, не знаю, — послышался ответ, — но думаю, что там наверняка
будет глубже, чем под Вышеградской скалой на Влтаве.
— Достаточно? — лаконически спросил председатель комиссии.
Но один из членов попросил разрешения задать ещё один вопрос:
— Сколько будет, если умножить двенадцать тысяч восемьсот девяносто семь на
тринадцать тысяч восемьсот шестьдесят три?
— Семьсот двадцать девять, — не моргнув глазом, ответил Швейк.
— Я думаю, вполне достаточно, — сказал председатель комиссии. — Можете отвести
обвиняемого на прежнее место.