Page 17 - Похождения бравого солдата Швейка

ШВЕЙК В ПОЛИЦЕЙСКОМ КОМИССАРИАТЕ НА САЛЬМОВОЙ УЛИЦЕ

За прекрасными лучезарными днями в сумасшедшем доме для Швейка потянулись
часы, полные невзгод и гонений. Полицейский инспектор Браун обставил сцену встречи со
Швейком в духе римских палачей времён милейшего императора Нерона. И так же свирепо,
как они в своё время произносили: «Киньте этого негодяя христианина львам!» — инспектор
Браун сказал:
— За решётку его!
Ни слова больше, ни слова меньше. Только в глазах полицейского инспектора при этом
появилось выражение какого-то особого извращённого наслаждения. Швейк поклонился и с
достоинством сказал:
— Я готов, господа. Как я понимаю, «за решётку» означает — в одиночку, а это не так
уж плохо.
— Не очень-то здесь распространяйся, — сказал полицейский, на что Швейк ответил:
— Я человек скромный и буду благодарен за всё, что вы для меня сделаете.
В камере на нарах сидел, задумавшись, какой-то человек. Его лицо выражало апатию.
Видно, ему не верилось, что дверь отпирали для того, чтобы выпустить его на свободу.
— Моё почтение, сударь, — сказал Швейк, присаживаясь на нары. — Не знаете ли,
который теперь час?
— Мне теперь не до часов, — ответил задумчивый господин.
— Здесь недурно, — попытался завязать разговор Швейк. — Нары из струганого
дерева.
Серьёзный господин не ответил, встал и быстро зашагал в узком пространстве между
дверью и нарами, словно торопясь что-то спасти.
А Швейк между тем с интересом рассматривал надписи, нацарапанные на стенах. В
одной из надписей какой-то арестант объявлял полиции войну не на живот, а на смерть.
Текст гласил: «Вам это даром не пройдёт!» Другой арестованный написал: «Ну вас к чёрту,
петухи!» Третий просто констатировал факт: «Сидел здесь 5 июня 1913 года, обходились со
мной прилично. Лавочник Йозеф Маречек из Вршовиц». Была и надпись, потрясающая своей
глубиной: «Помилуй мя, господи!»
А под этим: «Поцелуйте меня в ж…»
Буква «ж» всё же была перечёркнута, и сбоку приписано большими буквами:
«ФАЛДУ». Рядом какая-то поэтическая душа накарябала стихи:

У ручья печальный я сижу,
Солнышко за горы уж садится,
На пригорок солнечный гляжу,
Там моя любезная томится…

Господин, бегавший между дверью и нарами, словно состязаясь в марафонском беге,
наконец, запыхавшись, остановился, сел на прежнее место, положил голову на руки и вдруг
завопил:
— Выпустите меня!.. Нет, они меня не выпустят, — через минуту сказал он как бы про
себя, — не выпустят, нет, нет. Я здесь с шести часов утра.
На него вдруг ни с того ни с сего напала болтливость. Он поднялся со своего места и
обратился к Швейку:
— Нет ли у вас случайно при себе ремня, чтобы я мог со всем этим покончить?
— С большим удовольствием могу вам услужить, — ответил Швейк, снимая свой
ремень. — Я ещё ни разу не видел, как вешаются в одиночке на ремне… Одно только
досадно, — заметил он, оглядев камеру, — тут нет ни одного крючка. Оконная ручка вас не
выдержит. Разве что на нарах, опустившись на колени, как это сделал монах из Эмаузского
монастыря, повесившись на распятии из-за молодой еврейки. Мне самоубийцы очень