Page 242 - Похождения бравого солдата Швейка
P. 242

* * *

                     Швейк и его товарищи давно уже кончили играть в карты, а денщик поручика Лукаша
               Балоун  почувствовал  такой  голод,  что  начал  бунтовать  против  военного  начальства  и
               разорялся  о  том,  что  ему  прекрасно  известно,  как  объедаются  господа  офицеры.  Теперь
               хуже, чем при крепостном праве. В старину на военной службе было не так. Ещё в войну
               шестьдесят шестого года офицеры, как рассказывал ему дедушка, живший на содержании у
               своих  детей,  делились  с  солдатами  и  курицей,  и  куском  хлеба.  Причитаниям  Балоуна  не
               было конца, и Швейк счёл нужным похвалить военные порядки и нынешнюю войну.
                     — Уж  очень  молодой  у  тебя  дедушка, —  добродушно  улыбаясь,  начал  он,  когда
               приехали  в  Раб. —  Твой  дедушка  помнит  только  войну  шестьдесят  шестого  года,  а  вот
               дедушка  моего  знакомого  Рановского  служил  в  Италии  ещё  при  крепостном  праве.
               Отслужил  он  там  двенадцать  лет  и  вернулся  домой  капралом.  Работы  для  него  не
               находилось. Так вот, этого дедушку нанял его же отец. Как-то раз поехали они на барщину
               корчевать пни. Один пень, как нам рассказывал тот дедушка, работавший у своего тятеньки,
               был такой здоровенный, что его не могли с места сдвинуть. Ну, дед и говорит: «Оставим эту
               сволочь здесь. На кой мучиться?» А лесник, услышав это, стал орать и замахнулся на него
               палкой:  «Выкорчевать  пень,  и  всё  тут».  Капрал  и  сказал-то  ему  всего-навсего:  «Ты
               молокосос,  я  старый отставной  солдат», —  а уже  через  неделю  получил  повестку  и  опять
               должен  был  явиться  для  отбывания  воинской  повинности  в  Италии.  Пробыл  он  там  ещё
               десять  лет  и  написал  домой,  что,  когда  вернётся,  трахнет  лесника  по  голове  топором.  По
               счастью, лесник умер раньше своей смертью.



                     В этот момент в дверях вагона появился поручик Лукаш.
                     — Швейк, идите-ка сюда! — сказал он. — Бросьте ваши глупые разглагольствования,
               лучше разъясните мне кое-что.
                     — Слушаюсь, иду, господин обер-лейтенант.
                     Поручик Лукаш увёл Швейка с собой. Взгляд, которым он наградил его, не предвещал
               ничего хорошего.
                     Дело  заключалось  в  том,  что  во  время  позорно  провалившейся  лекции  капитана
               Сагнера поручик Лукаш, сопоставив факты, нашёл единственно возможное решение загадки.
               Для этого, правда, не пришлось прибегать к особо сложным умозаключениям, так как за день
               до отъезда Швейк рапортовал Лукашу: «Господин обер-лейтенант, в батальоне лежат какие-
               то книжки для господ офицеров. Я принёс их из полковой канцелярии».
                     Когда  Лукаш  и  Швейк  перешли  через  второй  путь  и  остановились  у  погашенного
               локомотива,  который  уже  неделю  дожидался  поезда  с  боевыми  припасами,  Лукаш  без
               обиняков спросил:
                     — Швейк, что стало с этими книжками?
                     — Осмелюсь  доложить,  господин  обер-лейтенант,  это  очень  длинная  история,  а  вы
               всегда  изволите  сердиться,  когда  я  рассказываю  подробно.  Помните,  вы  разорвали
               официальное отношение касательно военного займа и хотели мне дать подзатыльник, а я на
               это вам рассказал, что в одной книжке было написано, как прежде, во время войны, люди
               платили с окна: за каждое окно двадцать геллеров и с гуся столько же…
                     — Этак, Швейк, мы с вами никогда не кончим, — прервал поручик. Он заранее решил
               вести  допрос  так,  чтобы  этот  прохвост  Швейк  самого  важного  не  узнал  и  не  мог  этого
               использовать. — Знаете Гангофера?
                     — Кто он такой? — вежливо осведомился Швейк.
                     — Немецкий писатель, дурак вы этакий! — обозлился поручик Лукаш.
                     — Ей-богу,  господин  обер-лейтенант, —  сказал  Швейк,  и  лицо  его  выразило
               искреннюю  муку, —  лично  я  не  знаком  ни  с  одним  немецким  писателем.  Я  был  знаком
   237   238   239   240   241   242   243   244   245   246   247