Page 245 - Похождения бравого солдата Швейка

Поручик Лукаш говорил как в лихорадке. Момент, когда он умолк, Швейк использовал
для невинного вопроса:
— Прошу великодушно простить меня, господин обер-лейтенант, но почему я никогда
не узнаю, что я такого ужасного натворил? Я, господин обер-лейтенант, осмелился вас
спросить об этом единственно для того, чтобы в будущем избегать подобных вещей. Мы
ведь, как говорится, учимся на своих ошибках. Вот, например, литейщик Адамец из
Даньковки. Он по ошибке выпил соляную кислоту…
Швейк не окончил, так как поручик Лукаш прервал его повествование:
— Балбес! Ничего я не буду объяснять! Лезьте обратно в вагон и скажите Балоуну,
пусть он, когда мы приедем в Будапешт, принесёт в штабной вагон булочку и печёночный
паштет, который лежит внизу в моём чемоданчике, завёрнутый в станиоль. А Ванеку
скажите, что он лошак. Трижды я приказывал ему представить мне точные данные о
численном составе роты. Сегодня мне эти данные понадобились, и оказалось, что у меня
старые сведения, с прошлой недели.
— Zum Befehl, Herr Oberleutnant, 186 — пролаял Швейк и не спеша направился к своему
вагону.
Поручик Лукаш, бредя по железнодорожному полотну, бранил сам себя: «Мне бы
следовало надавать ему оплеух, а я болтаю с ним, как с приятелем!»
Швейк степенно влез в свой вагон. Он проникся уважением к своей особе. Ведь не
каждый день удаётся совершить нечто столь страшное, что даже сам не имеешь права узнать
это.

* * *

— Господин фельдфебель, — доложил Швейк, усевшись на своё место, — господин
обер-лейтенант Лукаш, как мне кажется, сегодня в очень хорошем расположении духа. Он
велел передать вам, что вы лошак, так как он уже трижды требовал от вас точных сведений о
численном составе роты.
— Боже ты мой! — разволновался Ванек. — Задам же я теперь этим взводным! Разве я
виноват, если каждый бродяга взводный делает, что ему вздумается, и не посылает мне
данных о составе взвода? Из пальца мне, что ли, высосать эти сведения? Вот какие порядки у
нас в роте! Это возможно только в нашей одиннадцатой маршевой роте. Я это
предчувствовал, я так и знал! Я ни минуты не сомневался, что у нас непорядки. Сегодня в
кухне недостаёт четырёх порций, завтра, наоборот, три лишних. Если бы эти разбойники
сообщали, по крайней мере, кто лежит в госпитале! Ещё прошлый месяц у меня в ведомостях
значился Никодем, и только при выплате жалованья я узнал, что этот Никодем умер от
скоротечной чахотки в будейовицкой туберкулёзной больнице, а мы всё это время получали
на него довольствие. Мы выдали для него мундир, а куда он делся — один бог ведает. И
после этого господин обер-лейтенант называет меня лошаком. Он сам не в состоянии
уследить за порядком в своей роте.
Старший писарь Ванек взволнованно расхаживал по вагону.
— Будь я командиром, у меня всё бы шло как по-писаному! Я имел бы сведения о
каждом. Унтера должны были бы дважды в день подавать мне данные о численном составе.
Но что делать, когда наши унтера ни к чёрту не годятся! И хуже всех взводный Зика. Всё
шуточки да анекдоты. Ты ему объявляешь, что Коларжик откомандирован из его взвода в
обоз, а он на другой день докладывает, что численный состав взвода остался без изменения,
как будто Коларжик и сейчас болтается в роте и в его взводе. И так изо дня в день. А после
этого я лошак! Нет, господин обер-лейтенант, так вы не приобретёте себе друзей! Старший
ротный писарь в чине фельдфебеля — это вам не ефрейтор, которым каждый может

186 Слушаюсь, господин обер-лейтенант (нем.)