Page 238 - Похождения бравого солдата Швейка

страницу сто шестьдесят первую!
Внимательно прочитав эту страницу, офицеры ничего не поняли. На сто шестьдесят
первой странице какая-то Марта подошла к письменному столу, взяла оттуда какую-то роль
и громогласно высказала мысль, что публика должна сочувствовать страданиям героя пьесы;
потом на той же странице появился некий Альберт, который без устали острил. Но так как
остроты относились к предыдущим событиям, они казались такой ерундой, что поручик
Лукаш со злости перекусил мундштук.
— Совсем спятил старикашка, — решили все. — Теперь кончено. Теперь его переведут
в военное министерство.
Обдумав всё как следует, капитан Сагнер отошёл от окна. Большим педагогическим
талантом он не обладал, поэтому у него много времени ушло на то, чтобы составить в голове
план лекции о значении страницы сто шестьдесят первой.
Прежде чем начать свою речь, он обратился к офицерам со словами: «Meine
Herren!» 177 — как это делал дед-полковник, хотя раньше, перед отправкой, все они были для
него «Kameraden». 178
— Also, meine Herren! 179 — И Сагнер принялся читать лекцию о том, что вчера
вечером он получил от полковника инструкцию касательно страницы сто шестьдесят первой
в «Die Sünden der Väter» Людвига Гангофера.
— Also, meine Herren! — продолжал он торжественно. — Перед нами совершенно
секретная информация, касающаяся новой системы шифровки полевых депеш.
Кадет Биглер вытащил записную книжку и карандаш и голосом, выражавшим
необычайное усердие и заинтересованность, произнёс: «Я готов, господин капитан».
Все взглянули на этого глупца, усердие которого в школе вольноопределяющихся
граничило с идиотизмом. Он добровольно пошёл на войну и при первом удобном случае,
когда начальник школы вольноопределяющихся знакомился с семейным положением своих
учеников, объявил, что его предки писались в прошлом «Бюглер фон Лейтгольд» и что на их
гербе было изображено крыло аиста с рыбьим хвостом.
С этого времени кадета прозвали «крыло аиста с рыбьим хвостом». Биглера сразу
невзлюбили и жестоко над ним издевались, тем более что герб совсем не соответствовал
солидной фирме его отца, торговавшего заячьими и кроличьими шкурками. Не помогало и
то, что этот романтический энтузиаст честно и усердно стремился поглотить всю военную
науку, отличался прилежанием и знал не только то, чему его учили. Чем дальше, тем больше
он забивал себе голову изучением трудов по военному искусству и истории войн. Он всегда
заводил разговор на эти темы, пока его не обрывали и не ставили на своё место. В кругу
офицеров он считал себя равным высшим чинам.
— Sie, Kadett! 180 — сказал капитан Сагнер. — Покуда я не разрешу вам говорить,
извольте молчать. Вас не спрашивают. Нечего сказать, умный солдат! Я сообщаю
совершенно секретную информацию, а вы записываете в записную книжку. В случае её
потери вас ждёт военно-полевой суд!
Помимо всего прочего, у кадета Биглера была скверная привычка оправдываться: он
старался убедить каждого, что у него только благие намерения.
— Осмелюсь доложить, господин капитан, — ответил он, — даже в случае потери
записной книжки никто не сможет расшифровать, что там написано. Так как я

177 Господа! (нем.)

178 Товарищи (нем.)

179 Итак, господа! (нем.)

180 Вы, кадет! (нем.)