Page 338 - Похождения бравого солдата Швейка

— Это огухцы, — хрипел Балоун, давясь тестом, которое не пролезало ни вверх, ни
вниз. — Осторожно, это солёные огухцы, я в чулане съел трхи, а остальные принёс вам.
Балоун стал вытаскивать из-за пазухи огурец за огурцом и раздавать их.
На пороге вырос староста с фонарём. Увидев эту сцену, он перекрестился и завопил:
— Москали забирали, и наши забирают!
Сопровождаемые сворой собак, они все вместе отправились в село. Собаки упорно
держались Балоуна и норовили влезть к нему в карман штанов: там лежал кусок сала, также
добытый в кладовке, но из алчности предательски утаённый от товарищей.
— Что это на тебя собаки лезут? — поинтересовался Швейк.
После долгого размышления Балоун ответил:
— Чуют доброго человека.
Он ничем себя не выдал, хотя одна из собак всё время хватала его за руку, которой он
придерживал сало.
Во время поисков квартир было установлено, что Лисковец — большой посёлок,
действительно сильно истощённый войной. Правда, он не пострадал от пожаров, воюющие
стороны каким-то чудом не втянули его в сферу военных действий, но зато именно здесь
разместилось население начисто уничтоженных сёл Хырова, Грабова и Голубли.
В некоторых хатах ютилось по восемь семейств. Вследствие потерь, нанесённых
грабительской войной, один из периодов которой пронёсся над ними, как бурное
наводнение, они терпели страшную нужду.
Роту пришлось разместить в маленьком разрушенном винокуренном заводе на другом
конце села. В бродильне завода разместилось всего полроты. Остальные были размещены по
десять человек в нескольких усадьбах, куда богатые шляхтичи не впускали несчастную
голытьбу, обнищавших и лишённых земли беженцев.
Штаб роты со всеми офицерами, старшим писарем Ванеком, денщиками,
телефонистом, санитарами, поваром и Швейком разместился в доме сельского священника,
который тоже не впустил к себе ни одной разорённой семьи из окрестных сёл. Поэтому
свободного места у него было много.
Ксёндз был высокий худой старик, в выцветшей засаленной рясе. Из скупости он почти
ничего не ел. Отец воспитал его в ненависти к русским, однако эту ненависть как рукой
сняло после отступления русских, когда в село пришли солдаты австрийской армии. Они
сожрали всех гусей и кур, которых русские не тронули, хоть у него стояли лохматые
забайкальские казаки.
Когда же в Лисковец вступили венгры и выбрали весь мёд из ульев, он ещё более
яростно возненавидел австрийскую армию. Ныне он с ненавистью смотрел на своих
непрошеных ночных гостей; ему доставляло удовольствие вертеться около них и, пожимая
плечами, злорадно повторять: «У меня ничего нет. Я нищий, вы не найдёте у меня, господа,
ни кусочка хлеба».
Более всех этим был огорчён Балоун, который едва не расплакался при виде такой
нужды. Перед его мысленным взором непрестанно мелькало представление о каком-то
поросёнке, подрумяненная кожица которого хрустит и аппетитно пахнет. Балоун клевал
носом в кухне ксёндза, куда время от времени заглядывал долговязый подросток,
работавший за батрака и кухарку одновременно. Ему строго-настрого приказано было
следить за тем, чтобы в кухне чего-либо не стащили.
Но и в кухне Балоун не нашёл ничего, кроме лежавшей на солонке бумажки с тмином,
который он тотчас высыпал себе в рот. Аромат тмина вызвал у него вкусовые галлюцинации
поросёнка. За домом священника, во дворе маленького винокуренного завода, горел огонь
под котлами полевой кухни. Кипела вода, но в этой воде ничего не варилось.
Старший писарь с поваром обегали всё село, тщетно разыскивая свинью. Повсюду им
отвечали, что москали всё или съели, или забрали.
Разбудили также еврея в корчме, который стал рвать на себе пейсы и сожалеть, что не
может услужить панам солдатам, а под конец пристал к ним, прося купить у него старую,