Page 359 - Похождения бравого солдата Швейка

Угрызений совести он не испытывал, их для него не существовало. Приказав на
основании приговора своего полевого суда повесить учителя, учительницу, православного
священника или целую семью, он возвращался к себе на квартиру, как возвращается из
трактира азартный игрок в «марьяж», с удовлетворением вспоминая, как ему дали «флека»,
как он дал «ре», а они «супре», он «тути», они «боты», как он выиграл и набрал сто семь.
Он считал повешение делом совершенно простым и естественным, своего рода хлебом
насущным, и, вынося приговор, довольно часто забывал про государя императора. Он не
говорил «именем его императорского величества вы приговариваетесь к смертной казни
через повешение», но просто объявлял: «Я приговариваю вас».
Иногда он умел найти в повешении комические моменты, о чём однажды написал
своей супруге в Вену: «…ты, например, не можешь себе представить, моя дорогая, как я
недавно смеялся. Несколько дней назад я осудил одного учителя за шпионаж. Есть тут у
меня один испытанный человек — писарь. У него большая практика по части вешания. Для
него это своего рода спорт. Я находился в своей палатке, когда, по вынесении приговора,
явился ко мне этот самый писарь и спрашивает: „Где прикажете повесить учителя?“ Я
говорю: „На ближайшем дереве“. И вот представь себе комизм положения. Кругом степь,
ничего, кроме травы, не видать, и далеко впереди нет ни единого деревца. Но приказ есть
приказ, а потому взял писарь с собой учителя и конвойных, и поехали они вместе искать
дерево. Вернулись только вечером, и учитель с ними. Писарь пришёл ко мне и спрашивает
опять: „На чём повесить этого молодчика?“ Я его выругал и напомнил, что уже дал приказ —
на ближайшем дереве. Он сказал, что утром попробует это сделать, а утром пришёл бледный
как полотно: за ночь, мол, учитель исчез. Меня это так рассмешило, что я простил всех, кто
его караулил. И ещё пошутил, что учитель, вероятно, сам пошёл искать дерево. Как видишь,
моя дорогая, мы здесь не скучаем. Скажи маленькому Вилли, что папа его целует и скоро
пришлёт ему живого русского. Вилли будет на нём ездить, как на лошадке. Ещё, моя
дорогая, вспоминаю такой смешной случай. Повесили мы как-то одного еврея за шпионаж.
Этот молодчик встретился нам по дороге, хотя делать ему там было нечего; он оправдывался
и говорил, что продавал сигареты. Так вот, его повесили, но только на несколько секунд.
Вдруг верёвка оборвалась, и он упал, но сразу опомнился и закричал мне: „Господин
генерал, я иду домой! Вы меня уже повесили, а, согласно закону, я не могу быть повешен
дважды за одно и то же“. Я расхохотался, и еврея мы отпустили. У нас, дорогая моя,
весело!..»
Когда генерала Финка назначили комендантом крепости Перемышль, ему уже не так
часто представлялась возможность для подобных цирковых представлений, и он с большой
радостью ухватился за дело Швейка.
Теперь Швейк стоял перед этим тигром, который, сидя в центре длинного стола, курил
сигарету за сигаретой и приказывал переводить ответы Швейка, после чего одобрительно
кивал головой.
Майор внёс предложение послать телеграфный запрос в бригаду для выяснения, где в
настоящее время находится одиннадцатая маршевая рота Девяносто, первого полка, к
которой, согласно показаниям обвиняемого, он принадлежит.
Генерал высказался против и заявил, что этим задержится вынесение приговора, что
противоречит смыслу данного мероприятия. Сейчас налицо полное признание обвиняемого в
том, что он переоделся в русскую форму потом имеется одно важное свидетельское
показание, согласно которому обвиняемый признался, что был в Киеве. Он, генерал,
предлагает немедленно удалиться на совещание, вынести приговор и немедленно привести
его в исполнение.
Майор всё же настаивал, что необходимо установить личность обвиняемого, так как это
— дело исключительной политической важности. Установив личность этого солдата, можно
будет добраться и до связей обвиняемого с его бывшими товарищами по той воинской части,
к которой он принадлежал.
Майор был романтиком-мечтателем. Он говорил, что нужно найти какие-то нити, что