Page 357 - Похождения бравого солдата Швейка

Герцеговину. Из наших костей будут вырабатывать костяной уголь для сахарных заводов.
Это уже несколько лет тому назад объяснял нам господин лейтенант Циммер. «Вы свиная
банда, — говорил он, — кабаны вы необразованные, вы никчёмные, ленивые обезьяны, вы
своим ножищам покоя не даёте, точно они никакой цены не имеют. Если вас убьют на поле
сражения, то из каждой вашей ноги выйдет полкило костяного угля, а из целого солдата со
всеми костями его рук и ног — свыше двух кило. Сквозь вас, идиоты, на сахароваренных
заводах будут фильтровать сахар. Вы и понятия не имеете, как после смерти будете полезны
потомкам. Ваши дети будут пить кофе с сахаром, процеженным сквозь ваши кости, олухи».
Я, помнится, задумался, а он ко мне: «О чём размышляешь?» — «Осмелюсь доложить,
говорю, я полагаю, что костяной уголь из господ офицеров должен быть значительно
дороже, чем из простых солдат». За это я получил три дня одиночки.
Компаньон Швейка постучал в дверь и стал о чём-то договариваться со стражей, а та
доложила канцелярии.
Вскоре за компаньоном пришёл штабной писарь, и Швейк опять остался один.
Уходя, эта тварь, указывая на Швейка, во всеуслышание заявила:
— Это мой старый товарищ по Киеву.
Целых двадцать четыре часа пробыл Швейк в одиночестве, если не считать тех
нескольких минут, когда ему приносили еду.
Ночью он убедился, что русская шинель теплее и больше австрийской и что нет ничего
неприятного, если ночью мышь обнюхивает спящего. Швейку казалось, что кто-то нежно
шепчет ему на ухо. На рассвете «шёпот» этот был прерван конвоирами, пришедшими за
арестованным.
Швейк до сих пор не может точно определить, что, собственно, это был за суд, куда
привели его в то печальное утро. Но что это был суд военный, в этом не могло быть никаких
сомнений. Там заседали генерал, полковник, майор, поручик, подпоручик, писарь и какой-то
пехотинец, который, собственно говоря, ничего другого не делал, только подносил курящим
спички.
Допрос длился недолго.

Несколько больший интерес, чем другие, проявил к Швейку майор, говоривший по-
чешски.
— Вы предали государя императора! — рявкнул он.
— Иисус Мария! Когда? — воскликнул Швейк. — Чтобы я предал государя
императора, нашего светлейшего монарха, из-за которого я столько выстрадал?!
— Бросьте эти глупости, — сказал майор.
— Осмелюсь доложить, господин майор, предать государя императора — не глупость.
Мы народ служивый и присягали государю императору на верность, а присягу эту, как пели
в театре, я, как верный муж, сдержал.
— Вот, — сказал майор, — вот здесь доказательства вашей вины, и вот где правда. —
Он указал на объёмистую кипу бумаг.
Основной материал дал суду человек, которого подсадили к Швейку.
— Вы и теперь не желаете сознаваться? — спросил майор. — Ведь вы сами
подтвердили, что, находясь в рядах австрийской армии, вы добровольно переоделись в
русскую форму. Спрашиваю в последний раз: принуждал вас кто-нибудь к этому?
— Я сделал это без всякого принуждения.
— Добровольно?
— Добровольно.
— Без давления?
— Без давления.
— А вы знаете, что вы пропали?