Page 361 - Похождения бравого солдата Швейка

тела господня — с октавой.
Кроме того, генерал Финк имел обыкновение по возношении святых даров подскакать
галопом на коне к алтарю и троекратно возгласить: «Ура! ура! ура!»
Фельдкурат Мартинец, душа набожная и праведная, один из немногих, кто ещё верил в
бога, не любил визитов к генералу Финку.
Комендант крепости Финк давал фельдкурату необходимые инструкции, а потом
приказывал налить ему чего-нибудь покрепче и рассказывал рабу божьему Мартинецу
новейшие анекдоты из глупейших сборничков, издававшихся специально для армии
журналом «Lustige Blatter».
Генерал собрал целую библиотеку книжонок с глупыми названиями, вроде «Юмор для
зрения и слуха в солдатском ранце», «Гинденбурговы анекдоты», «Гинденбург в зеркале
юмора», «Второй ранец юмора, наполненный Феликсом Шлемпером», «Из нашей гуляшевой
пушки». «Сочные гранатные осколки из окопов», или такая чепуха, как «Под двуглавым
орлом», «Венский шницель из императорской королевской полевой кухни разогрел Артур
Локеш». Иногда он пел весёлые солдатские песни из сборника «Wir mussen siegen», 295
причём неустанно подливал чего-нибудь покрепче, заставляя фельдкурата пить и горланить
вместе с ним. Потом заводил похабные разговоры, во время которых фельдкурат Мартинец с
тоской в сердце вспоминал своего фарара, по части сальностей ни в чём не уступавшего
генералу Финку.
Фельдкурат Мартинец с ужасом замечал, что чем чаще он ходит в гости к генералу
Финку, тем ниже падает нравственно.
Несчастному начали нравиться ликёры, которые он распивал у генерала. Постепенно он
вошёл во вкус генеральских разговоров. Воображению его рисовались безнравственные
картины, и ради контушовки, рябиновки и старого вина в покрытых паутиной бутылках,
которыми его поил генерал Финк, фельдкурат забывал о боге. Теперь между строчек
требника у него танцевали «девочки» из генеральских анекдотов. Отвращение к посещениям
генерала ослабевало.
Генерал полюбил фельдкурата Мартинеца, который сначала явился к нему святым
Игнатием Лойолой, а затем приспособился к генеральскому окружению.
Как-то раз генерал позвал к себе двух сестёр милосердия из полевого госпиталя.
Собственно говоря, в госпитале они не служили, а только были к нему приписаны, чтобы
получать жалование, и подрабатывали, как это часто бывало в те тяжёлые времена,
проституцией. Генерал велел позвать фельдкурата Мартинеца, который уже так запутался в
тенётах дьявола, что после получасового флирта приласкал обеих дам, причём вошёл в такой
раж, что обслюнявил на диване всю подушку. Потом он долгое время упрекал себя за такое
развратное поведение. Грех свой он не искупил даже тем, что, возвращаясь ночью домой,
упал на колени в парке по ошибке перед статуей архитектора и городского головы —
мецената пана Грабовского, у которого в восьмидесятых годах были большие заслуги перед
Перемышлем.
Топот военного патруля смешался с его пламенной молитвой:
— «Не осуди раба своего. Несть человека безгрешного перед судом твоим, не
разрешишь ли от всех грехов его. Да не будет суров твой приговор. Помощи у тебя молю и в
руки твои, господи, предаю дух мой».
С той поры, когда его звали к генералу Финку, он несколько раз пытался отречься от
всяческих земных наслаждений, ссылаясь на больной желудок. Он верил, что это ложь во
спасение и что она избавит его душу от мук ада. Но вместе с тем он считал, что нализаться
его обязывает воинская дисциплина: если генерал предлагает фельдкурату: «Налижись,
товарищ!» — сделать это нужно хотя бы из одного только уважения к начальнику.
Уклониться ему, впрочем, не всегда удавалось, особенно после торжественных

295 Мы должны победить (нем.)