Page 39 - Похождения бравого солдата Швейка

Он долго рассусоливал о том, что, дескать, каждый из тех, кто покидает лагерь и
вернётся в свой полк, должен быть победителем и рыцарем. Он убеждён, что они сумеют
владеть оружием на поле брани и быть честными людьми всюду: и на войне и в частной
жизни; что они будут непобедимыми воинами и никогда не забудут о славе Радецкого и
принца Евгения Савойского, что кровью своей они польют необозримые поля славы
австрийской монархии и достойно выполнят миссию, возложенную на них историей. В
отважном порыве, не щадя своей жизни, под простреленными знамёнами своих полков, они
ринутся вперёд к новой славе, к новым победам…
В коридоре старший штабной врач сказал этому наивному молодому человеку:
— Послушайте, коллега, смею вас уверить, что старались вы зря. Ни Радецкий, ни этот
ваш принц Евгений Савойский не сделали бы из этих негодяев солдат. Как с ними ни говори,
их ничем не проймёшь. Это — шайка!

Глава IX
ШВЕЙК В ГАРНИЗОННОЙ ТЮРЬМЕ

Последним убежищем для нежелавших идти на войну была гарнизонная тюрьма. Я сам
знал одного сверхштатного преподавателя математики, который должен был служить в
артиллерии, но, не желая стрелять из орудий, «стрельнул» часы у одного подпоручика,
чтобы только попасть в гарнизонную тюрьму. Сделал он это вполне сознательно.
Перспектива участвовать в войне ему не улыбалась. Стрелять в неприятеля и убивать
шрапнелью и гранатами находящихся по ту сторону фронта таких же несчастных, как и он
сам, сверхштатных преподавателей математики он считал глупым. «Не хочу, чтобы меня
ненавидели за насилие», — сказал он себе и спокойно украл часы. Сначала исследовали его
психическое состояние, и только после того, как он заявил, что украл часы с целью
обогащения, его отправили в гарнизонную тюрьму.
В гарнизонной тюрьме многие сидели за кражу или мошенничество. Идеалисты и
неидеалисты. Люди, считавшие военную службу источником личных доходов: различные
бухгалтеры интендантства, тыловые и фронтовые, совершившие всевозможные
мошенничества с провиантом и солдатским жалованием, и затем мелкие воры, которые были
в тысячу раз честнее тех молодчиков, которые их сюда послали. Кроме того, в гарнизонной
тюрьме сидели солдаты за преступления чисто воинского характера, как-то: нарушение
дисциплины, попытки поднять мятеж, дезертирство. Особую группу составляли
политические, из которых восемьдесят процентов были совершенно невинны; девяносто
девять процентов этих невинных были осуждены.
Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный аппарат есть у
каждого государства, стоящего перед общим политическим, экономическим и моральным
крахом. Ореол былого могущества и славы оберегался судами, полицией, жандармерией и
продажной сворой доносчиков.
В каждой воинской части Австрия имела шпионов, доносивших на своих товарищей, с
которыми они спали на одних парах и в походе делили кусок хлеба.
Для гарнизонной тюрьмы поставляла свежий материал также гражданская полиция:
господа Клима, Славичек и K°. Военная цензура отправляла сюда авторов корреспонденций
между фронтом и теми, кто остался в отчаянном положении дома; жандармы приводили
сюда старых неработоспособных крестьян, посылавших письма на фронт, а военный суд
припаивал им по двенадцати лет тюрьмы за слова утешения или за описание нищеты,
которая царила у них дома.
Из Градчанской гарнизонной тюрьмы путь вёл через Бржевнов на Мотольский плац.
Впереди в сопровождении солдат шёл человек в ручных кандалах, а за ним ехала телега с
гробом. На Мотольском плацу раздавалась отрывистая команда: «An! Feuer!» 23 По всем

23 Пли! (нем.)