Page 50 - Похождения бравого солдата Швейка

и тут впервые он с нами заговорил, — дескать, дайте и мне затянуться. Чёрта с два мы ему
дали!
— А я боялся, что вы дадите, — заметил Швейк. — Этим бы вы испортили весь
рассказ. Такое благородство встречается только в романах, а в гарнизонной тюрьме это было
бы просто глупостью.
— А тёмную вы ему не делали? — спросил кто-то.
— Нет, забыли.
В шестнадцатой открылась неторопливая дискуссия, следовало сделать скупердяю
тёмную или нет. Большинство высказалось «за».
Разговор понемногу затих. Арестанты засыпали, скребя под мышками, на груди и на
животе, где вшей в бельё водится особенно много. Засыпали, натягивая завшивевшие одеяла
на голову, чтобы не мешал свет керосиновой лампы.
В восемь часов Швейка вызвали и приказали идти в канцелярию.
— Налево у двери канцелярии стоит плевательница. Там бывают окурки, — поучал
Швейка один из арестантов. — А на втором этаже стоит ещё одна. Лестницу метут в девять,
так что там сейчас что-нибудь отыщется.
Но Швейк не оправдал их надежд. Больше в шестнадцатую он не вернулся.
Девятнадцать подштанников судили и рядили об этом на все лады.
Веснушчатый ополченец, обладавший самой необузданной фантазией, объявил, что
Швейк стрелял в своего ротного командира и его нынче повели на Мотольский плац на
расстрел.

Глава X
ШВЕЙК В ДЕНЩИКАХ У ФЕЛЬДКУРАТА

I

Швейковская одиссея снова развёртывается под почётным эскортом двух солдат,
вооружённых винтовками с примкнутыми штыками. Они должны были доставить его к
фельдкурату. Эти двое солдат взаимно дополняли друг друга: один был худой и долговязый,
другой, наоборот, маленький и толстый; верзила прихрамывал на правую ногу, маленький —
на левую. Оба служили в тылу, так как до войны были вчистую освобождены от военной
службы. Оба с серьёзным видом топали по мостовой, изредка поглядывая на Швейка,
который шагал между ними и по временам отдавал честь. Его штатское платье исчезло в
цейхгаузе гарнизонной тюрьмы вместе с военной фуражкой, в которой он явился на призыв,
и ему выдали старый мундир, ранее принадлежавший, очевидно, какому-то пузатому
здоровяку, ростом на голову выше Швейка. В его штаны влезло бы ещё три Швейка.
Бесконечные складки, от ног и чуть ли не до шеи, — а штаны доходили до самой шеи, —
поневоле привлекали внимание зевак. Громадная грязная и засаленная гимнастёрка с
заплатами на локтях болталась на Швейке, как кафтан на огородном пугале. Штаны висели,
как у клоуна в цирке. Форменная фуражка, которую ему тоже подменили в гарнизонной
тюрьме, сползала на уши.
На усмешки зевак Швейк отвечал мягкой улыбкой и ласковым, тёплым взглядом своих
добрых глаз.
Так подвигались они к Карлину, где жил фельдкурат. Первым заговорил со Швейком
маленький толстяк. В этот момент они проходили по Малой Стране под галереей.
— Откуда будешь?
— Из Праги.
— Не удерёшь от нас?
В разговор вмешался верзила. Поразительное явление: если маленькие толстяки по
большей части бывают добродушными оптимистами, то люди худые и долговязые, наоборот,
в большинстве случаев скептики. Следуя этому закону, верзила возразил маленькому: