Page 13 - Собачье сердце
P. 13

– Сочувствую.
                     – Жалеете по полтиннику?
                     – Нет.
                     – Так почему же?
                     – Не хочу.
                     Помолчали.
                     – Знаете ли, профессор, – заговорила девушка, тяжело вздохнув, – если бы вы не были
               европейским светилом, и за вас не заступались бы самым возмутительным образом (блондин
               дёрнул её за край куртки, но она отмахнулась) лица, которых, я уверена, мы ещё разъясним,
               вас следовало бы арестовать.
                     – А за что? – с любопытством спросил Филипп Филиппович.
                     – Вы ненавистник пролетариата! – гордо сказала женщина.
                     – Да, я не люблю пролетариата, – печально согласился Филипп Филиппович и нажал
               кнопку. Где-то прозвенело. Открылась дверь в коридор.
                     – Зина, – крикнул Филипп Филиппович, – подавай обед. Вы позволите, господа?
                     Четверо  молча  вышли  из  кабинета,  молча  прошли  приёмную,  молча  переднюю  и
               слышно было, как за ними закрылась тяжело и звучно парадная дверь.
                     Пёс встал на задние лапы и сотворил перед Филиппом Филипповичем какой-то намаз.

                                                          Глава 3

                     На  разрисованных  райскими  цветами  тарелках  с  чёрной  широкой  каймой  лежала
               тонкими ломтиками нарезанная сёмга, маринованные угри. На тяжёлой доске кусок сыра со
               слезой,  и  в  серебряной  кадушке,  обложенной  снегом, –  икра.  Меж  тарелками  несколько
               тоненьких  рюмочек  и  три  хрустальных  графинчика  с  разноцветными  водками.  Все  эти
               предметы  помещались  на  маленьком  мраморном  столике,  уютно  присоединившемся  к
               громадному  резного  дуба  буфету,  изрыгающему  пучки  стеклянного  и  серебряного  света.
               Посреди комнаты – тяжёлый, как гробница, стол, накрытый белой скатертью, а на ней два
               прибора, салфетки, свёрнутые в виде папских тиар, и три тёмных бутылки.
                     Зина внесла серебряное крытое блюдо, в котором что-то ворчало. Запах от блюда шёл
               такой, что рот пса немедленно наполнился жидкой слюной. «Сады Семирамиды»! – подумал
               он и застучал по паркету хвостом, как палкой.
                     – Сюда их, – хищно скомандовал Филипп Филиппович. – Доктор Борменталь, умоляю
               вас,  оставьте  икру  в  покое.  И  если  хотите  послушаться  доброго  совета:  налейте  не
               английской, а обыкновенной русской водки.
                     Красавец тяпнутый – он был уже без халата в приличном чёрном костюме – передёрнул
               широкими плечами, вежливо ухмыльнулся и налил прозрачной.
                     – Ново-благословенная? – осведомился он.
                     – Бог с вами, голубчик, – отозвался хозяин. – Это спирт. Дарья Петровна сама отлично
               готовит водку.
                     – Не  скажите,  Филипп  Филиппович,  все  утверждают,  что  очень  приличная  –  30
               градусов.
                     – А водка должна быть в 40 градусов, а не в 30, это, во-первых, – а во-вторых, – бог их
               знает, чего они туда плеснули. Вы можете сказать – что им придёт в голову?
                     – Всё, что угодно, – уверенно молвил тяпнутый.
                     – И  я  того  же  мнения, –  добавил  Филипп  Филиппович  и  вышвырнул  одним  комком
               содержимое рюмки себе в горло, – …Мм… Доктор Борменталь, умоляю вас, мгновенно эту
               штучку, и если вы скажете, что это… Я ваш кровный враг на всю жизнь. «От Севильи до
               Гренады…».
                     Сам он с этими словами подцепил на лапчатую серебряную вилку что-то похожее на
               маленький тёмный хлебик. Укушенный последовал его примеру.
                     Глаза Филиппа Филипповича засветились.
   8   9   10   11   12   13   14   15   16   17   18