Page 48 - Собачье сердце
P. 48

Затем прозвучал уверенный звонок, и Полиграф Полиграфович вошёл с необычайным
               достоинством, в полном молчании снял кепку, пальто повесил на рога и оказался в новом
               виде.  На  нём  была  кожаная  куртка  с  чужого  плеча,  кожаные  же  потёртые  штаны  и
               английские  высокие  сапожки  со  шнуровкой  до  колен.  Неимоверный  запах  котов  сейчас
               расплылся по всей передней.
                     Преображенский  и  Борменталь  точно  по  команде  скрестили  руки  на  груди,  стали  у
               притолоки и ожидали первых сообщений от Полиграфа Полиграфовича.
                     Он пригладил жёсткие волосы, кашлянул и осмотрелся так, что видно было: смущение
               Полиграф желает скрыть при помощи развязности.
                     – Я, Филипп Филиппович, – начал он наконец говорить, – на должность поступил.
                     Оба врача издали неопределённый сухой звук горлом и шевельнулись.
                     Преображенский опомнился первый, руку протянул и молвил:
                     – Бумагу дайте.
                     Было  напечатано:  «Предъявитель  сего  товарищ  Полиграф  Полиграфович  Шариков
               действительно  состоит  заведующим  подотделом  очистки  города  Москвы  от  бродячих
               животных (котов и пр.) В отделе МКХ».
                     – Так, – тяжело молвил Филипп Филиппович, – кто же вас устроил? Ах, впрочем я и
               сам догадываюсь.
                     – Ну, да, Швондер, – ответил Шариков.
                     – Позвольте вас спросить – почему от вас так отвратительно пахнет?
                     Шариков понюхал куртку озабоченно.
                     – Ну, что ж, пахнет… Известно: по специальности. Вчера котов душили, душили…
                     Филипп Филиппович вздрогнул и посмотрел на Борменталя. Глаза у того напоминали
               два чёрных дула, направленных на Шарикова в упор. Без всяких предисловий он двинулся к
               Шарикову и легко и уверенно взял его за глотку.
                     – Караул! – пискнул Шариков, бледнея.
                     – Доктор!
                     – Ничего  не  позволю  себе  дурного,  Филипп  Филиппович, –  не  беспокойтесь, –
               железным голосом отозвался Борменталь и завопил:
                     – Зина и Дарья Петровна!
                     Те появились в передней.
                     – Ну,  повторяйте, –  сказал  Борменталь  и  чуть-чуть  притиснул  горло  Шарикова  к
               шубе, – извините меня…
                     – Ну хорошо, повторяю, – сиплым голосом ответил совершенно поражённый Шариков,
               вдруг набрал воздуху, дёрнулся и попытался крикнуть «караул», но крик не вышел и голова
               его совсем погрузилась в шубу.
                     – Доктор, умоляю вас.
                     Шариков закивал головой, давая знать, что он покоряется и будет повторять.
                     – …Извините меня, многоуважаемая Дарья Петровна и Зинаида?..
                     – Прокофьевна, – шепнула испуганно Зина.
                     – Уф, Прокофьевна… – говорил, перехватывая воздух, охрипший Шариков, – …что я
               позволил себе…
                     – Себе гнусную выходку ночью в состоянии опьянения.
                     – Опьянения…
                     – Никогда больше не буду…
                     – Не бу…
                     – Пустите,  пустите  его,  Иван  Арнольдович, –  взмолились  одновременно  обе
               женщины, – вы его задушите.
                     Борменталь выпустил Шарикова на свободу и сказал:
                     – Грузовик вас ждёт?
                     – Нет, – почтительно ответил Полиграф, – он только меня привёз.
                     – Зина,  отпустите  машину.  Теперь  имейте  в  виду  следующее:  вы  опять  вернулись  в
   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52   53