Page 1 - Судьба человека
P. 1

Михаил Александрович Шолохов
                                                  Судьба человека





                                                 СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА

                                                 Евгении Григорьевне Левицкой,
                                                 члену КПСС с 1903 года




                     Первая послевоенная весна была на Верхнем Дону на редкость дружная и напористая.
               В конце марта из Приазовья подули теплые ветры, и уже через двое суток начисто оголились
               пески левобережья Дона, в степи вспухли набитые снегом лога и балки, взломав лед, бешено
               взыграли степные речки, и дороги стали почти совсем непроездны.
                     В  эту  недобрую  пору  бездорожья  мне  пришлось  ехать  в  станицу  Букановскую.  И
               расстояние  небольшое  —  всего  лишь  около  шестидесяти  километров, —  но  одолеть  их
               оказалось  не  так-то  просто.  Мы  с  товарищем  выехали  до  восхода  солнца.  Пара  сытых
               лошадей,  в  струну  натягивая  постромки,  еле  тащила  тяжелую  бричку.  Колеса  по  самую
               ступицу проваливались в отсыревший, перемешанный со снегом и льдом песок, и через час
               на лошадиных боках и стегнах, под тонкими ремнями шлеек, уже показались белые пышные
               хлопья мыла, а в утреннем свежем воздухе остро и пьяняще запахло лошадиным потом и
               согретым деготьком щедро смазанной конской сбруи.
                     Там,  где  было  особенно  трудно  лошадям,  мы  слезали  с  брички,  шли  пешком.  Под
               сапогами  хлюпал  размокший  снег,  идти  было  тяжело,  но  по  обочинам  дороги  все  еще
               держался  хрустально  поблескивавший  на  солнце  ледок,  и  там  пробираться  было  еще
               труднее. Только часов через шесть покрыли расстояние в тридцать километров, подъехали к
               переправе через речку Еланку.
                     Небольшая,  местами  пересыхающая  летом  речушка  против  хутора  Моховского  в
               заболоченной, поросшей ольхами пойме разлилась на целый километр. Переправляться надо
               было на утлой плоскодонке, поднимавшей не больше трех человек. Мы отпустили лошадей.
               На  той  стороне  в  колхозном  сарае  нас  ожидал  старенький,  видавший  виды  «виллис»,
               оставленный  там  еще  зимою.  Вдвоем  с  шофером  мы  не  без  опасения  сели  в  ветхую
               лодчонку. Товарищ с вещами остался на берегу. Едва отчалили, как из прогнившего днища в
               разных местах фонтанчиками забила вода. Подручными средствами конопатили ненадежную
               посудину и вычерпывали из нее воду, пока не доехали. Через час мы были на той стороне
               Еланки. Шофер пригнал из хутора машину, подошел к лодке и сказал, берясь за весло:
                     — Если это проклятое корыто не развалится на воде, — часа через два приедем, раньше
               не ждите.
                     Хутор раскинулся далеко в стороне, и возле причала стояла такая тишина, какая бывает
               в  безлюдных  местах  только  глухою  осенью  и  в  самом  начале  весны.  От  воды  тянуло
               сыростью, терпкой горечью гниющей ольхи, а с дальних прихоперских степей, тонувших в
               сиреневой дымке тумана, легкий ветерок нес извечно юный, еле уловимый аромат недавно
               освободившейся из-под снега земли.
                     Неподалеку, на прибрежном песке, лежал поваленный плетень. Я присел на него, хотел
               закурить,  но  сунув  руку  в  правый  карман  ватной  стеганки,  к  великому  огорчению,
   1   2   3   4   5   6